Александр Дюма - Сальватор

- Генерал! - жалобно проговорила маркиза. - Я много выстрадала, состарилась, изменилась с тех пор, как на меня обрушились несчастья! Я пришла не для того, чтобы говорить о своем брате или нашем сыне...

- Вашем сыне! - нетерпеливо перебил ее граф Эрбель.

- Я пришла поговорить о себе, генерал.

- О вас, маркиза? - недоверчиво взглянув на маркизу, спросил генерал.

- О себе и о вас, генерал.

- Ну, держись! - пробормотал граф Эрбель. - Какую же приятную тему мы можем с вами обсудить, маркиза? - продолжал он громче. - Какой вопрос вас интересует?

- Друг мой! - медовым голосом заговорила маркиза де Латурнель, окинув генерала взглядом, полным любви. - Друг мой, мы уже немолоды!

- Кому вы это рассказываете, маркиза! - вздохнул генерал.

- Не настало ли для вас время исправить ошибки нашей юности, - слащавым тоном продолжала г-жа де Латурнель. - Для меня этот час пробил давно.

- Что вы называете часом исправления ошибок, маркиза? - недоверчиво спросил граф Эрбель и насупился. - На часах какой церкви вы услышали, что он пробил?

- Не пора ли, генерал, вспомнить, что в молодости мы были нежными друзьями?

- Откровенно говоря, маркиза, я не считаю, что об этом нужно вспоминать.

- Вы отрицаете, что любили меня?

- Я не отрицаю, маркиза, я забыл.

- Вы оспариваете у меня права, которые я имею на вашу память?

- Категорически, маркиза, за давностью.

- Вы стали очень злым человеком, друг мой.

- Как вам известно, когда старость придет, так и черт в монастырь пойдет, а старики со временем как раз обращаются в чертей. Раз уж вы так хотите, я вам сейчас покажу свое раздвоенное копыто.

- Значит, вы ни в чем себя не упрекаете?

- Простите, маркиза, я знаю за собой один грех.

- Какой же?

- Отнимаю у вас драгоценное время.

- Вы таким образом хотите от меня избавиться, - рассердилась маркиза.

- Избавиться от вас, маркиза! - с добродушным видом повторил граф Эрбель. - Избавиться!.. Слово-то какое отвратительное! И как вы могли такое сказать!.. Да кто, черт возьми, собирается от вас избавляться?

- Вы! - заметила г-жа де Латурнель. - С той самой минуты, как я сюда вошла, вы только и думаете, как бы наговорить мне дерзостей.

- Признайтесь, маркиза: вы до смерти хотите их от меня услышать.

- Не понимаю вас! - перебила его маркиза де Латурнель.

- Это лишний раз доказывает, маркиза, что мы оба миновали тот возраст, когда делают глупости, а не говорят их.

- Повторяю, что вы очень злой человек и мои молитвы вас не спасут.

- Так я в самом деле в опасности, маркиза?

- Обречены!

- Неужели?

- Я отсюда вижу, в каком месте вы проведете свою загробную жизнь.

- Вы говорите о преисподней, маркиза?

- Да уж не о райских кущах!

- Между раем и адом, маркиза, существует чистилище, и если вы решили устроить мне его прямо сейчас, то сверху я получу отпущение сразу всех грехов.

- Да, если вы исправитесь.

- Каким образом?

- Вы должны признать свои ошибки и исправить их.

- Значит, ошибкой было любить вас, маркиза? - галантно произнес граф Эрбель. - Признайтесь, что с моей стороны было бы неприлично в этом раскаиваться!

- Вполне справедливо было бы это исправить.

- Понимаю, маркиза. Вы хотите меня исповедать и наложить на меня епитимью. Если она окажется мне по силам, даю честное благородное слово: я все исполню.

- Вы шутите, даже когда смерть близка! - с досадой проговорила маркиза.

- И буду шутить еще долго после ее прихода, маркиза.

- Вы хотите исправить свои ошибки, да или нет?

- Скажите, как я должен это сделать?

- Женитесь на мне.

- Одну ошибку другой не исправить, дорогая.

- Вы недостойный человек!

- Недостойный вашей руки, разумеется.

- Вы отказываетесь?

- Решительно. Если это награда, я нахожу ее слишком незначительной, если наказание - то чересчур суровым.

В эту минуту лицо старого дворянина перекосилось от боли, и маркиза де Латурнель непроизвольно вздрогнула.

- Что с вами, генерал? - вскричала она.

- Предвкушаю преисподнюю, маркиза, - невесело усмехнулся граф Эрбель.

- Вам очень плохо?

- Ужасно, маркиза.

- Позвать кого-нибудь?

- Ни к чему.

- Могу ли я быть вам чем-нибудь полезной?

- Разумеется.

- Что я должна сделать?

- Уйти, маркиза.

Эти слова были произнесены настолько недвусмысленно, что маркиза де Латурнель побледнела, торопливо поднялась и метнула на старого генерала взгляд, полный яда, характерного для святош.

- Будь по-вашему! - прошипела она. - Черт бы побрал вашу душу!

- Ах, маркиза, - сказал старый дворянин с печальным вздохом, - я вижу, что даже в вечной жизни не расстанусь с вами.

Петрус вошел в спальню в то мгновение, когда маркиза приотворила дверь.

Не обращая внимания на г-жу де Латурнель, он бросился к дядюшке, когда увидел искаженное болью лицо графа. Петрус обхватил генерала руками и воскликнул:

- Дядюшка! Дорогой мой!

Тот с грустью посмотрел на Петруса и спросил:

- Ушла?

В это время маркиза закрывала дверь.

- Да, дядя, - ответил Петрус.

- Несчастная! - вздохнул генерал. - Она меня доконала!

- Очнитесь, дядюшка! - вскричал молодой человек; бледность, залившая дядины щеки, не на шутку его напугала. - Я привел с собой доктора Людовика. Позвольте я приглашу его войти.

- Хорошо, мальчик мой, - отвечал граф, - хотя доктор уже не нужен... Слишком поздно.

- Дядя! Дядя! - вскричал молодой человек. - Не говорите так!

- Мужайся, мальчик мой! Раз уж я прожил жизнь как благородный человек, не заставляй меня умереть как буржуа, который умиляется собственной смерти. Ступай за своим другом!

Вошел Людовик.

Спустя пять минут Петрус прочел в глазах Людовика смертный приговор графу Эрбелю.

Генерал поблагодарил молодого доктора, потом порывисто схватил руку племянника.

- Мальчик мой, - проникновенно сказал он. - Маркиза де Латурнель меня просила в преддверии близкой кончины исповедаться ей в грехах. Я совершил, насколько мне известно, только одну ошибку, правда непоправимую: пренебрегал знакомством с благороднейшим человеком, какого я только встречал за всю свою жизнь. Я имею в виду твоего разбойника-отца. Скажи этому старому якобинцу, что перед смертью я жалею только об одном: что не могу пожать ему руку.

Молодые люди отвернулись, желая скрыть от старого дворянина слезы.

- Ты что же, Петрус, не мужчина? - продолжал граф Эрбель, заметив это движение и поняв его смысл. - Разве угасающая лампа - настолько необычное зрелище, что в последнюю минуту ты прячешь от меня свое честное лицо? Подойди ко мне, мальчик мой, да и вы тоже, доктор, раз вы его друг.

Я много и долго жил и безуспешно пытался найти смысл жизни.

Не ищите его, дети мои, иначе, как и я, придете к печальному выводу: за исключением одного-двух добрых чувств, как то, которое внушаете мне ты и твой отец, Петрус, самая приятная минута жизни - это когда с ней расстаешься.