Михаил Кром - «Вдовствующее царство». Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века

Итак, социологическая схема, противопоставлявшая «прогрессивные» силы централизации в лице великого князя и дворянства «реакционному» боярству, якобы мечтавшему о реставрации порядков удельной раздробленности, уже несколько десятилетий назад была отвергнута исторической наукой. Но и морализаторские оценки событий 1530 – 1540-х гг., преобладающие в современной литературе, также не приближают нас к пониманию изучаемой эпохи.

На мой взгляд, концептуальной основой для нового «прочтения» истории 30 – 40-х гг. XVI в. может служить понятие «политический кризис». В политологии это понятие используется для обозначения особого состояния политической системы, характеризующегося нестабильностью, разбалансированностью деятельности политических институтов, снижением уровня управляемости во всех сферах жизни общества и т.п. 44 44 См.: Политическая энциклопедия / Рук. проекта Г. Ю. Семигин. В 2 т. М., 1999. Т. 1. С. 590. Применительно к рассматриваемой исторической эпохе данный термин уже не раз употреблялся исследователями 45 45 О «политическом и социальном кризисе» применительно к 30 – 40-м гг. XVI в. писал еще в 1985 г. Н. Е. Носов, см.: Носов Н. Е. Социальная борьба и «земское устроение» в России в 30 – 40-х годах XVI в. // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1985. С. 132, 139. О том, что Московия «приближалась» тогда «к политическому кризису», говорит и Н. Ш. Коллманн: Kollmann N. S. Kinship and Politics. P. 162. Тот же термин использует В. М. Панеях, см. его очерк в кн.: Власть и реформы. С. 55. , но задача состоит в том, чтобы попытаться систематически описать проявления кризиса в сфере внутренней и внешней политики страны, определить его хронологические рамки и последствия.

Исходная гипотеза данного исследования состоит в том, что первопричиной возникшего в декабре 1533 г. кризиса власти явилась не пресловутая «злокозненность» бояр, как это изображалось в официальном летописании времен Ивана Грозного и в последующей историографии, а сам факт малолетства великого князя, наследовавшего умершему Василию III. Понятно, что ни в какую эпоху трехлетний ребенок не может лично управлять страной. Поэтому на первый план выдвигается вопрос: как могла функционировать монархия при недееспособном государе?

Здесь уместно напомнить, что с подобными проблемами сталкивалась не только Московия. Малолетний король на троне – явление, хорошо знакомое Европе эпохи Средневековья и начала Нового времени. По подсчетам французского историка Андре Корвизье, в XIII – XV вв. известен 31 случай вступления на престол несовершеннолетних монархов, что составляет 29,5 % всех коронаций того времени; в XVI – XVIII вв. таких случаев было 25 (из них 5 относятся к России), или 15 % всех коронаций 46 46 Corvisier A. Les régences en Europe: Essai sur les délégations de pouvoirs souverains. Paris, 2002. Annexe 10. P. 282. .

Регентство по причине малолетства короля – не только сравнительно частое, но и весьма продолжительное явление в истории некоторых европейских стран. Так, согласно данным, приведенным немецким историком права Армином Вольфом, в Кастилии конца XIII – начала XV в. из 124 лет (1295 – 1419) 55 пришлись на периоды регентства, а во Франции второй половины XIV – конца XV в. из 134 лет (1356 – 1490) регенты в общей сложности находились у власти в течение 51 года. Ну, а своего рода европейский рекорд здесь принадлежит Шотландии: в этой стране с 1406 по 1587 г. на протяжении шести поколений (из семи) на престол вступали малолетние короли 47 47 Wolf A. Königtum Minderjähriger und das Institut der Regentschaft // Recueils de la Société Jean Bodin pour l’histoire comparative des institutions. T. XXXVI. L’Enfant. 2ème partie: Europe médiévale et moderne. Bruxelles, 1976. S. 97, 98. .

Таким образом, ситуацию, сложившуюся в Русском государстве с восшествием в декабре 1533 г. на великокняжеский престол трехлетнего Ивана IV, никак нельзя считать уникальной. Вместе с тем можно предположить, что в различных странах осуществление власти от имени малолетнего государя имело свою специфику. К сожалению, в России не сложилось ни исторической, ни историко-правовой традиции изучения института регентства. Европейский опыт, где такая традиция есть 48 48 Помимо книги А. Корвизье и статьи А. Вольфа, указанных в предыдущих сносках, о проблеме регентства в связи с малолетством монарха см.: Carpenter D. A. The Minority of Henry III. London, 1990; Offergeld Th. Reges pueri: Das Königtum Minderjähriger im frühen Mittelalter. Hannover, 2001; Puppel P. Die Regentin. Vormundschaftliche Herrschaft in Hessen 1500 – 1700. Frankfurt am Main; New York, 2004; и др. , способен «подсказать» нам некоторые важные вопросы, которые заслуживают изучения: регулировались ли полномочия регента какими-либо правовыми нормами, как это было в Священной Римской империи (применительно к курфюрстам) со времен Золотой буллы (1356) или во Франции со времен ордонансов 1374 – 1393 гг.? 49 49 Wolf A. Königtum Minderjähriger. S. 100. И в частности, мог ли регент издавать какие-либо официальные акты от своего имени, а не от имени малолетнего монарха?

Однако вопрос о полномочиях регента – это лишь часть более общей проблемы делегирования власти в российской монархии эпохи позднего Средневековья. Из-за скудости источников до сих пор остается неясным, как распределялись функции между государем и его советниками в Московии XVI в. Характерны признания современных исследователей о том, что личная роль царя в проведении преобразований 1550-х гг. не поддается определению 50 50 Crummey R. O. The Formation of Muscovy 1304 – 1613. London & New York, 1987. P. 148; Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 1999. С. 59; Pavlov A., Perrie M. Ivan the Terrible. Pearson Education Ltd. London, etc. 2003. P. 64 – 65. . Но применительно к 30 – 40-м подобной загадки не возникает: юный государь, будучи ребенком, а затем подростком, не мог играть какой-либо самостоятельной роли в управлении страной, за исключением осуществления представительских функций (в частности, приема послов). Следовательно, реальные рычаги власти находились в руках других лиц, стоявших у трона. Изучение механизма принятия решений в годы малолетства Ивана IV, с одной стороны, и управленческой рутины, с другой стороны, – одна из задач настоящего исследования.

Таким образом, предлагаемая работа задумана в русле институциональной, или «конституционной», истории (constitutional history, Verfassungsgeschichte). Ограничивая хронологические рамки исследования сравнительно коротким периодом (примерно 15 лет – с декабря 1533 до конца 1548 г.), я стремился через детальный анализ придворной борьбы и практики управления понять некоторые важнейшие особенности устройства и функционирования русской позднесредневековой монархии.

В отличие от привычного институционального подхода, ассоциируемого с наследием знаменитой юридической школы и изучением государственных учреждений, в данном исследовании большое внимание уделено политической культуре описываемой эпохи, т.е. представлениям людей того времени о власти и неписаным правилам поведения, существовавшим в придворном обществе 51 51 Термин «политическая культура» был введен в социальные науки еще в 50 – 60-х гг. XX столетия политологами Г. Алмондом и С. Верба (Almond G.A., Verba S. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Nations. 2 nd ed. Newbury Park; L.; New Delhi, 1989), а начиная с 1980-х гг. это понятие было активно «освоено» историками. Трактовка политической культуры как совокупности «ценностей, ожиданий и неписаных правил поведения» была предложена американской исследовательницей Великой французской революции Линн Хант, см.: Hunt L. Politics, Culture, and Class in the French Revolution. Berkeley & Los Angeles, 1984. P. 10. О «правилах игры» в политической жизни Средневековья см. интересную работу немецкого медиевиста Г. Альтхоффа: Althoff G. Spielregeln der Politik im Mittelalter. Darmstadt, 1997. . Поэтому можно, скорее, говорить о неоинституциональном подходе 52 52 Для неоинституционального подхода, получившего большое распространение в социальных науках в последние десятилетия, характерно понимание институтов как сложившихся правил и организованных практик. Так, экономист Дуглас Норт, классик этого направления, называет институты «правилами игры» в обществе, или «ограничительными рамками, которые организуют взаимоотношения между людьми» (Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997. С. 17). Подробнее о неоинституционализме см.: March J.G., Olsen J.P. Elaborating the «New Institutionalism» // The Oxford Handbook of Political Institutions / Ed. by R. A. W. Rhodes, S. A. Binder and B. A. Rockman. Oxford University Press, 2006. P. 3 – 20 (здесь же библиография). , который позволяет поместить изучаемые политические структуры в определенный социокультурный контекст и тем самым избежать ненужной модернизации реалий XVI в. и неоправданных параллелей с институтами власти Нового и Новейшего времени.