Казимир Валишевский - Сын Екатерины Великой. (Павел I)

Несколько второстепенных частностей в этом административном разрушении лучше объясняются потребностью упрощения. Таково уничтожение наместничества впоследствии вновь восстановленных под другим названием (генерал-губернаторств), которые еще и теперь вызывают серьезно обоснованную критику. Таково также применение этой меры к «Хозяйственным управлениям», которые, за неимением точно установленных прав, неловко вмешивались в другие ведомства.

В то же время, низведение некоторых уездных городов на степень простых посадов носило в этой сумятице характер просто каприза… Другие изменения названий городов, основанных и окрещенных фаворитом Потемкиным, соответствовавшие отмене всех постановлений, как гражданского, так и военного характера, введенных в южных губерниях, были только злой выходкой. Севастополь утратил, таким образом, на несколько лет то название, под которым он должен был впоследствии прославиться.

Наученный опытом, полученным в Гатчине, и руководимый своим стремлением к патриархальной роли, Павел питал в области экономических интересов своей страны самые лучшие намерения. Он слишком интересовался одеждой своих подданных и претендовал на чересчур свободное вмешательство в их образ жизни, но он не всегда так бесполезно терял свое время. Подтверждая или развивая меры, принимавшиеся со времени Петра Великого, он направил целую серию указов к учреждению или переустройству запасных хлебных магазинов для голодных годов. Исполнение, к несчастью, не соответствовало намерениям. Крестьяне, принужденные нести в эти склады часть собранного хлеба, не были вообще уверены, что в случае нужды найдут там зерно, отданное на сбережение. В обязательстве, прибавленном к их прочим повинностям, они видели только лишний налог, и были не вполне неправы. Губернаторы, уездные начальники и само государство, действительно, черпали вволю из составленных таким образом запасов, кто для того, чтобы, продавая дешевле, препятствовать случайному вздорожанию товаров, кто даже для того, чтобы получить незаконную выгоду. И когда в 1810 году в обширной Архангельской губернии случился страшный голод, магазины оказались пустыми.

Павел обратил также внимание на вопрос о сбережении лесов, который принимает в наши дни все более и более острый характер в огромном государстве, частью лишенном уже своего красивого лесного одеяния, а в некоторых местах и необходимого топлива. Порядок хищнической вырубки, приведшей к подобным результатам, был введен с начала восемнадцатого века. Чтобы это сразу прекратить и сократить бессовестные хищения хотя бы в казенных лесах, Павел основал Специальный Лесоохранительный департамент при Адмиралтейств-коллегии.

Он и тут также обнаружил недостаток меры и такта, совершенно запретив в 1798 г. вывоз леса за границу. Совпав с началом враждебных отношений с Францией, эта мера, правда, имела политическую подкладку и в следующем году была распространена и на вывоз хлеба. Но это означало предписать гибель торговле и земледелию в стране, получавшей свой главный доход от продажи продуктов, изгнанных теперь с заграничного рынка.

Более целесообразно занялся Павел борьбой с частыми пожарами, этим постоянным бичом русских деревень и городов, приказав принять меры предосторожности и изменив планы некоторых важных городов.

Он поощрял эксплуатацию торфа и каменного угля, назначая награды за открытие новых залежей, и упорядочил торговлю этими продуктами.

Государственное коннозаводство получило в его царствование новую организацию, передавшую управление ведомством отдельной «экспедиции», на обязанности которой лежало улучшение пород лошадей для нужды армии и сельского хозяйства. К несчастью, во главе «экспедиции» был поставлен Кутайсов!

Распоряжение Павла о восстановлении Мануфактур-коллегии было официальным проявлением заботы о развитии национальной промышленности, и это желание, очень искреннее, действительно, подтверждалось, хотя и не всегда одинаково удачно, разными другими начинаниями: устройство системы каналов, предназначенных для соединения Волги с Балтийским морем; принятие энергичных мер против разбоя на главной речной артерии страны; пересмотр тарифов и торговых договоров, правда, по желанию Англии, сделавшейся более, чем когда бы то ни было, хозяйкой русского рынка и его внешней торговли; субсидии и прочие милости, оказываемые русским фабрикантам; принятие мер, способствовавших развитию шелководства и насаждению полезных растений; наконец, покровительственные законы, составленные однако плохо и впадавшие в крайность, потому что они не ограничивались запрещением одних предметов роскоши, а вели к развитию контрабандной торговли, пример которой так постыдно подавал Безбородко.

Так как к этому примешивалась еще и внешняя политика, то не замедлило обнаружиться двойное явление – возбуждения деятельности и застоя, которое могло привести, в случае, если бы опыт продолжался, к общему параличу всех соответствующих функций.

Экономическое положение России при вступлении на престол Павла сделалось недавно предметом оценки, которая, в этом отношении, если будет признана правильной, увеличит ужасным образом ответственность государя. Действительно, только со времени этого царствования великая Северная Империя начала отставать в этой области от других государств Европы, и эта отсталость, постепенно увеличиваясь, в значительной мере наблюдается и в настоящее время. До Павла Россия, будто бы, почти догоняла или даже опережала самых блестящих из своих западных соперников. Арзамас, теперь скромный уездный город Нижегородской губ., получивший известность в первой половине девятнадцатого века благодаря носившему его имя литературному кружку, был, как нас уверяют, промышленным центром такого огромного значения, с которым могли в то время сравниться только Манчестер или Бирмингам. Москва, Ярославль, Тула имели фабрики, каких Артур Юнг не нашел нигде во Франции. В каждой из них работали от 2 до 3 тысяч рабочих и даже более.

Очень быстрое, относительно, развитие промышленной и торговой жизни в России восемнадцатого века есть факт достоверный. Причины явления тоже не ускользнули от экономистов эпохи, признавших даже в этом отношении положение Северной Империи более выгодным в сравнении с положением большей части других европейских государств: отсутствие тяжелых повинностей и препятствий, налагаемых на деятельность в этом направлении других стран чрезмерностью фискального произвола, злоупотреблением привилегиями и, главным образом, корпоративной организацией; довольно ограниченное развитие монопольного порядка и проч. В особенности в одном пункте сравнение их положений могло бы показаться в этом смысле убедительным: на обязанности английских промышленников и коммерсантов того времени лежало доставление средств бюджету, который в последние годы восемнадцатого века подходил уже к колоссальной цифре в 100 миллионов фунтов стерлингов. Бюджет Екатерины едва достигал одной десятой этой суммы и на одну треть, а иногда даже на половину, приводился в равновесие путем займов или выпусков бумажных денег. Но этот самый факт содержит в себе опровержение чересчур оптимистических предположений об интенсивности экономического развития России в то время.