Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

– Ваше императорское величество, – сказал он, – надо идти в Кронштадт, а оттуда на военном корабле добираться к заграничной армии. Военная сила на их стороне, здесь мы не продержимся и десяти минут.

Только в десятом часу яхта и галера императора взяли курс на Кронштадт. Начали причаливать, но с берега закричали:

– Приставать не велено!

– Но здесь император! – крикнул Гудович.

– У нас нет больше императора, а есть императрица Екатерина Алексеевна, – закричали в ответ, – отходите, а то начнем стрелять! «…Испуганный Петр скрылся в нижней части корабля; между женщинами раздались рыдания и вопли, и суда поплыли назад. Тут Миних приступил с новым планом: с помощью гребцов доплыть до Ревеля, там сесть на военный корабль и отправиться в Померанию. „Вы примете начальство над войском, – говорил фельдмаршал, – поведете его в Россию, и я ручаюсь Вашему Величеству, что в шесть недель Петербург и Россия опять будут у ваших ног“. Но другие нашли этот план слишком смелым и советовали, возвратясь в Ораниенбаум, войти в переговоры с императрицей; этот совет был принят».

Французский посол де Бретейль как-то однажды назвал его «деспотом», хотя им Петр III никогда не был. Можно добавить: к сожалению для него. Эту черту Штелин охарактеризовал такими словами: «На словах нисколько не страшился смерти, то на деле боялся всякой опасности». А боясь – стремился не преодолеть, а попросту уйти от нее. Об этом, разумеется, знал не один Штелин, несравненно лучше знала своего супруга Екатерина, знали об этом и при дворе. Это-то и определило успех переворота. Окажись он в эти часы более решительным, прояви смелость и оперативность – результат, возможно, был бы иным. А сейчас, в Ораниенбауме, император оказался в западне: окруженный со всех сторон морем и единственной дорогой, ведущей в Петергоф, с горсткой голштинцев.

«…Императрица, отойдя десять верст от Петербурга, остановилась в Красном Кабачке, чтобы дать несколько часов отдохнуть войску, которое целый день было на ногах… В пять часов утра Екатерина опять села на лошадь и выступила из Красного Кабачка. В Сергиевской пустыни была другая небольшая остановка. Здесь встретил императрицу вице-канцлер князь Александр Михайлович Голицын с письмом от Петра: император предлагал ей разделить с ним власть. Ответа не было. Затем приехал генерал-майор Измайлов и объявил, что император намерен отречься от престола. „После отречения вполне свободного я вам его привезу и, таким образом, спасу отечество от междуусобной войны“, – говорил Измайлов. Императрица поручила ему устроить это дело. Дело было устроено, Петр подписал отречение, составленное Тепловым…»

Рано утром 29 июня гусарский отряд под командованием поручика Алексея Орлова вошел в Петергоф; потом начали подходить полки, располагаясь вокруг дворца. В 11 часов верхом появилась императрица, восторженно встреченная криками войск и пушечной пальбой. В первом часу Григорий Орлов и генерал Измайлов привезли из Ораниенбаума Петра III.

Отреченного императора и Елизавету Воронцову поместили во флигеле дворца. «Здесь с ними случился обморок от непосильных потрясений». Петр просит свидания с женой, ему отказывают.

– Узнайте, что он еще хочет, – раздраженно сказала Екатерина Панину, – видеть его не могу!

«…Я считаю несчастием всей моей жизни, – вспоминал Панин, – что принужден был видеть его тогда. Я нашел его утопающим в слезах. Он бросился ко мне, пытаясь поймать мою руку, чтобы поцеловать ее, любимица его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при нем. Петр также только о том и просил…» Он еще просил оставить ему скрипку, собаку и арапчонка, их и оставили, а Елизавету Воронцову отправили в Москву, где выдали замуж за Полянского.

Вечером в этот день – святых Петра и Павла – бывшего императора под усиленным конвоем повезли в Ропшу, в загородный дворец, подаренный племяннику Елизаветой Петровной. Слуги, сопровождавшие его, кричали: «Батюшка наш! Она прикажет умертвить тебя!» Надо думать, эти люди знали лучше характер Екатерины, нежели ее муж. Загнанный судьбой в угол, не без уговоров Елизаветы Воронцовой, Петр III вступил на заведомо обреченный путь переговоров, результатом которых стало отречение. А теперь он отправился на казнь!

Из донесения австрийского посла Мерси: «Во всемирной истории не найдется примера, чтобы государь, лишаясь короны и скипетра, выказал так мало мужества и бодрости духа».

Фридрих II в беседе с французским послом Сегюром по поводу случившегося сказал: «По справедливости императрице Екатерине нельзя приписать ни чести, ни преступления этой революции: она была молода, слаба, одинока, она была иностранка накануне развода, заточения. Орловы сделали все; княгиня Дашкова была только хвастливою мухой в повозке. Екатерина не могла еще ничем управлять, она бросилась в объятия тех, которые хотели ее спасти. Их заговор был разрассуден и плохо составлен; отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его; он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».

В эти критические дни, по свидетельству очевидцев, Екатерина держалась «спокойно, величаво, но с необычайной осмотрительностью, хладнокровием и присутствием духа». Теперь, когда она достигла цели, к которой стремилась всю жизнь, ей необходимо было доказать, что престол принадлежит ей по праву, что она умеет царствовать. Поражают ее удивительная работоспособность и трудолюбие – рабочий день длится 14 – 15 часов. В. О. Ключевский: «С терпением и настойчивостью старается она дойти до всего своим умом, во всем разобраться, не стесняется и спросить, если чего не знает. День ее расписан по часам, это поражает приближенных, не имевших понятия о систематическом труде.»

Заведен был строгий порядок времяпрепровождения, не требовались строгие нравы, но обязательны были приличные манеры и пристойное поведение. Вежливая простота обращения самой Екатерины даже с дворцовыми слугами была совершенным новшеством после обычной грубости прошедшего времени… Во всем видна ее личная инициатива, желание принести пользу, действовать справедливо. Она полна оптимизма и веры в свой талант и даже в свою непогрешимость. Удивительно ее умение обращаться с людьми всех возрастов, характеров и состояний, она умеет обворожить и превратить в своего союзника даже недруга. Бесподобно ее умение слушать терпеливо и внимательно всякий вздор, угадывать настроение, робкие или не находившие слов мысли собеседника, и она шла им на подмогу. Это подкупало, внушало доверие, располагало к откровенности – собеседник чувствовал себя легко и непринужденно, словно разговаривал сам с собой. Она умела изучать сильные стороны людей, им об этом подсказывать и направлять их на общую пользу… В этом умении дать человеку почувствовать, что в нем есть лучшего, тайна неотразимого обаяния, какое, по словам многих, они испытывали, общаясь с императрицей…