Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

Погребение состоялось в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, где покоились особы царского происхождения и выдающиеся государственные деятели России. Спустя пять лет над могилой Панина был поставлен мраморный памятник работы известного скульптора Мартоса с надписью: «Панин, граф Никита Иванович, друг человечества, предводительствовал двадцать лет политическими делами, приобрел колену своему графское достоинство и имел доверенность воспитать наследника престола всероссийского».

Денис Иванович Фонвизин увековечил память друга и покровителя замечательным произведением «Житие графа Никиты Ивановича Панина». Это и некролог и биография, документальное и публицистическое произведение, направленное против «презрительной корысти, пристрастия, невежества и раболепства».

…До конца дней своих сохранил Павел любовь и сердечную привязанность к незабвенному наставнику, сыгравшему большую роль в его судьбе. Он ставит ему памятник в Павловске и роду графов Паниных завещает: «…перо бриллиантовое с бантом, что на Андреевской шляпе носил, и портрет мой, который вручит жена моя на память моей любви к покойному воспитателю моему; еще возлагаю на старшего моего сына и всех моих потомков наблюдение долга моей благодарности противу рода означенного воспитателя моего покойного графа Никиты Ивановича, которого краткость моего века не дозволила мне им доказать».

Они были сердечно привязаны друг к другу. И разве могли они себе представить, что единственный племянник Панина, названный в честь просвещенного дяди Никитой, станет первым виновником гибели горячо любимого им воспитанника.

В 1789 году скончался мужественный и прямодушный Петр Иванович Панин, «персональный обидчик» императрицы. «Болтовня Панина» была предметом оживленной переписки между Екатериной и московским главнокомандующим князем Волконским. На очередное его донесение, что «Петр Панин много и дерзко болтает», она с удовлетворением отвечает: «Что касается до дерзкого вам известного болтуна, то я здесь кое-кому внушила, чтобы до него дошло, что если он не уймется, то я принуждена буду его унимать, наконец…»

Четыре года не дожил до воцарения Павла I и Д. И. Фонвизин.

Вершиной творчества Фонвизина да и всей русской драматургии XVIII века стала комедия «Недоросль», написанная весной 1782 года. Ее премьера состоялась 24 сентября в Петербурге, «в театре, что на Царицыном лугу». Успех был необыкновенный. «…Бабушка моя сказывала мне, – вспоминал Вяземский, – что в представлении „Недоросля“ в театре была давка, сыновья Простаковых и Скотининых, приехавшие на службу из степных деревень, присутствовали тут и, следственно, видели перед собою своих близких, знакомых, свою семью».

А. С. Пушкин назвал «Недоросля» «народною комедией» – она не только смешила, но и заставляла задуматься над важнейшими общественными вопросами. «Фонвизин взял героев Недоросля прямо из жизненного омута…» – писал Ключевский.

Комедия с успехом шла во всех крупных городах России и дожила до наших дней.

«Комедия Фонвизина поражает огрубелое зверство человека, – писал великий Гоголь, – происшедшее от долгого, бесчувственного, непотрясаемого застоя в отдаленных углах и захолустьях России. Она выставила так страшно эту кору огрубенья, что в нем почти не узнаешь русского человека. Кто может узнать что-нибудь русское в этом злобном существе, исполненном тиранства, какова Простакова, мучительница крестьян, мужа и всего, кроме своего сына? А между тем чувствуешь, что нигде в другой земле, ни во Франции, ни в Англии, не могло образоваться такое существо. Эта безумная любовь к своему детищу есть наша сильная русская любовь, которая в человеке, потерявшем свое достоинство, выразилась в таком извращенном виде, в таком чудном соединении с тиранством, так что, чем более она любит свое дитя, тем более ненавидит все, что не есть ее дитя… Это Русь в самом страшном и худшем – в своем невежестве и самодовольстве!»

Восхищенный комедией, Потемкин сказал автору фразу, ставшую крылатой: «Умри, Денис, иль больше не пиши: имя твое бессмертно будет по одной этой пьесе».

Спустя три дня после кончины Панина Фонвизин подает в отставку. Весной 1785 года с ним случился удар, в августе – второй: отнялись рука и нога. Но он мужественно переносит болезнь и продолжает писать.

Из записок И. И. Дмитриева, поэта и министра: «В шесть часов пополудни приехал Фонвизин. Увидя его в первый раз, я вздрогнул и почувствовал всю бедность и тщету человеческую. Он вступил в кабинет Державина, поддерживаемый двумя молодыми офицерами… Уже он не мог владеть одною рукою, равно и одна нога одеревенела. Обе поражены были параличом. Говорил с крайним усилием и каждое слово произносил голосом охриплым и диким; но большие глаза его быстро сверкали. Первый брошенный на меня взгляд привел меня в смятение. Разговор не замешкался. Он приступил ко мне с вопросом о своих сочинениях… Наконец спросил меня и о чужом сочинении: что я думаю об „Душеньке“? Потом Фонвизин сказал хозяину, что он привез показать ему новую свою комедию „Гофмейстер“… Игривость ума не оставляла его и при болезненном состоянии тела. Несмотря на трудность рассказа, он заставлял нас не однажды смеяться… Мы расстались с ним в одиннадцать часов вечера, а наутро он уже был во гробе».

На Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры над одной из могил сохранилось большое каменное надгробие. На нем надпись: «Фонвизин Денис Иванович, статский советник, родился 3 апреля 1745 года, умер 1 декабря 1792 года. Жил 48 лет, семь месяцев, 28 дней».

«Сатиры смелой властелин и друг свободы», мечтавший о конституции и освобождении крепостных крестьян, заслужил вечную память в сердцах потомков.

В сорока двух верстах от Петербурга «над озером Хотчино» еще в XV веке существовало небольшое новгородское село Хотчино. В начале XVIII века, после освобождения прибалтийских земель от шведских захватчиков, здесь находилась финская усадьба – мыза. В 1712 году гатчинская мыза с приписанными к ней деревнями была подарена Петром I любимой сестре – царевне Наталье Алексеевне. После ее смерти в 1717 году владельцы мызы неоднократно менялись, а в 1763 году Екатерина II подарила ее Григорию Орлову. После его смерти в 1783 году Екатерина выкупила мызу у братьев и подарила ее сыну.

С августа 1783 года начался самый мрачный, гатчинский период в жизни Павла. Здесь, в 42 верстах от столицы, окончательно созрели политические взгляды и реформаторские планы будущего императора. Здесь он мучился страхом и подозрениями, ревниво мечтал о власти, истово молился и думал о смерти. Здесь определился его характер, сложный и противоречивый – «странное смешение благороднейших влечений и ужасных наклонностей».