Геннадий ОБОЛЕНСКИЙ - ИМПЕРАТОР ПАВЕЛ I

В 1804 году Ланжерон встречался с опальным Паленом, который многое рассказал ему о заговоре. Эти рассказы, как и рассказы других участников заговора, а также современников Ланжерона, вошли в его записки.

Пален и Панин, не добившись согласия Александра, продолжали убеждать его в необходимости регентства с помощью записок и едва не стали жертвой случая. «…Мы, – рассказывал Пален Ланжерону, – читали эти записки, отвечали на них и тут же уничтожали. Однажды в прихожей государя Панин передал мне записку великого князя, я как раз должен был войти в комнату государя. Я думал, что еще успею прочесть записку, ответить на нее и сжечь; как вдруг Павел вышел из своей спальни, увидел меня, позвал и потащил в свой кабинет, закрыв за собой дверь. Я едва успел спрятать записку великого князя в правый карман сюртука. Государь говорил о совершенно безразличных вещах. Он был в тот день в хорошем настроении, весело шутя, он вдруг вздумал запустить руки в мои карманы, говоря: „Я хочу посмотреть, что у вас там, может быть, какой-нибудь bil betdoux?…“ Ну, любезный Ланжерон, – продолжал свой рассказ Пален, – вы знаете, что я не труслив и не легко теряю присутствие духа, но, признаюсь, что, если бы в эту минуту мне стали бы пускать кровь, из жил моих не вытекло бы ни единой капли». – «Как же вы избегли этой опасности?» – спросил Ланжерон, слушая с величайшим вниманием. «Очень просто. Я сказал государю: „Что вы делаете, Ваше величество? Оставьте это. Вы терпеть не можете табаку, а я очень много его нюхаю, мой платок весь в табаке. Вы испачкали бы себе руки и сами пропахли бы этим противным запахом“. Он принял руки и сказал: „Фу, какая гадость! Вы правы!“ Так я выпутался из беды».

«Граф Ф. В. Ростопчин был человек замечательный во многих отношениях, – писал Денис Васильевич Давыдов, – переписка его со многими лицами может служить драгоценным материалом для историка. Получив однажды письмо Павла, который приказывал ему объявить великих князей Николая и Михаила Павловичей незаконнорожденными, он между прочим писал ему: „Вы властны приказывать, но я обязан вам сказать, что, если это будет приведено в исполнение, в России не достанет грязи, чтобы скрыть под нею красноту щек ваших“. Государь приписал на этом письме: „Вы ужасны, но справедливы“. Эти любопытные письма были поднесены Николаю Павловичу через графа Бенкендорфа бестолковым и ничтожным сыном графа Федора Васильевича, графом Андреем».

В своем труде «Герцен против самодержавия» Н. Я. Эйдельман сообщает, что В. В. Иванов познакомил его с некоторыми любопытными материалами своего отца Всеволода Иванова, известного нашего писателя, работавшего над пьесой «Двенадцать молодцов из табакерки», действие которой происходило во времена Павла I. Среди этих материалов были «Отрывок из мемуаров декабриста Александра Федоровича фон дер Бриггена» и копия с копии письма Павла I к Ф. В. Ростопчину от 15 апреля 1800 года. «Приводим этот текст, – пишет Эйдельман, – поместив для ясности несколько строк, отсутствующих на листке из архива Всеволода Иванова, но имеющихся в „Историческом сборнике“ и „Былом“ (они выделены курсивом). „Найдено графом Ростопчиным в своей подмосковной деревне письмо Павла к его отцу, известному Герострату Москвы, в котором Павел пишет, что не признает детей своими. Некоторых, правда, мог, но не всех. Император Павел I прекрасно знал, что его третий сын Николай был прижит Марией Федоровной от гофкурьера Бабкина, на которого был похож как две капли воды. Говорят, что даже Павлом приготовлен был манифест, в котором он хотел объявить Николая незаконным, но предстательством одного из гатчинских фаворитов он оставил. Королева же голландская Анна Павловна была прижита М. Ф. от статс-секретаря Муханова…“»

«Перед этой выдержкой из воспоминаний Бриггена, – продолжает Эйдельман, – тем же неизвестным почерком записан следующий текст: „Копия с копии (подлинник на французском языке сгорел в числе прочих исторических материалов в ризнице Кувинской церкви Коми-Пермяцкого округа в 1918 году). Материалы, по свидетельству товарищей Теплоуховой Н. А. и др., собирались графом С. А. Строгановым в бытность его в Куве и Лологском краю“».

Письмо императора Павла I графу Ростопчину Федору Васильевичу. С.-Петербург, 15 апреля 1800 года – в Москву (перевод с французского):

«Дражайший Федор Васильевич. Граф Алексей Андреевич передал мне составленный Вами прожект изменения пункта 6 Мальтийского регламента: вторая часть изложенного Вами, мне кажется, – ужасное решение вопроса. Сегодня для меня священный день памяти в бозе почившей государыни цесаревны Натальи Алексеевны, чей светлый образ никогда не изгладится из памяти моей до моего смертного часа. Вам, как одному из немногих, которым я абсолютно доверяю, с горечью признаюсь, что холодное, официальное отношение ко мне цесаревича Александра меня угнетает. Не внушили ли ему пошлую басню о происхождении его отца мои многочисленные враги. Тем более это грустно, что Александр, Константин и Александра мои кровные дети. Прочие же?… Бог весть! Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь еще от нее детей. В горячности моей я начертал манифест: „О признании сына моего Николая незаконным“, но Безбородко умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг „к дядям“, с глаз моих: гоффурьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя – завидная судьба! Но Безбородко и Обольянинов правы: ничто нельзя изменить в тайной жизни царей, раз так предопределил Всевышний.

Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди, а от этого становится легче и жить и царствовать. Пребываю к Вам благосклонный Павел».

«Понятно, что приведенный документ, по утверждении неизвестного копииста, является тем самым письмом Павла I к Ростопчину, о котором вспомнил фон Бригген, – пишет Эйдельман. – Однако анализ текста вызывает к нему сильное недоверие. Скорее всего это сочинение, стилизованное „под Павла I“ и созданное после 1925 года. Как отмечалось, документ опирается как раз на те строки воспоминаний Бриггена, которые впервые появились в июньском номере „Былого“ за указанный год…»

Недоверие к приведенному письму не разрешает, однако, загадку подлинного послания Павла к Ростопчину. Кроме свидетельства Бриггена сведения о том же документе находились в руках Н. К. Шильдера. В его архиве хранится следующая запись некоего Д. Л., родственника Ф. В. Ростопчина (речь идет об изгнании Ростопчина со службы 20 февраля 1801 года): «Ростопчин, человек желчный, был глубоко уязвлен незаслуженною немилостию. Он был искренне предан Павлу и не раз ему оказывал услуги и государственные и семейные. Между последними нужно заметить, что Ростопчин часто умерял порывы Павла в отношении к императрице и императорской фамилии и даже успел однажды отстранить намерение государя разлучиться с супругой и детьми. В то время это ходило как слух, поныне сохранилось о том в императорской фамилии темное, ничем не доказанное и ничем не опровергнутое предание».