Алексей Елисеев - Жизнь - капля в море

Сложилась парадоксальная ситуация: инженеров готовили те, кто не имел реального инженерного опыта и не располагал достаточными сведениями о современном состоянии техники и технологий. Я представил себе, что было бы, если бы хирургов готовили люди, которые знают анатомию, но никогда не делали хирургических операций. С инженерами происходило нечто похожее. И механизм действовавшей системы был хорошо отлажен. На годы вперед было известно, сколько и каких лекций прочитают студентам, какие зачеты и экзамены им предстоит сдать. Изменить что-либо было крайне трудно. Кафедры сражались за учебные часы насмерть, потому что от их количества зависело количество преподавателей, а сокращение численности преподавательского состава означало бы для кафедр потерю престижа. Смена преподавателей - тоже явление очень редкое, поскольку уволить человека без его желания было почти невозможно. Все это делало систему устойчивой и высоко надежной.

Изучая жизнь вуза изнутри, я все больше и больше осознавал, что реализация того, что я задумал, будет стоить мне не только больших физических усилий, но и изрядных нервных затрат. Я впервые оказался в положении, когда нужно было выполнять работу при активном сопротивлении окружающих меня людей. На предприятии все было по-другому. Там нас объединяли общие интересы. Любую работу - будь то создание нового корабля или станции, подготовка экипажей или управление полетом - мы выполняли сообща и стремились сделать как можно лучше. Здесь - ничего похожего. Старожилы вуза меня сторонились. Они не допускали мысли, что в их дела может кто-то вмешиваться. На мои призывы к совместной работе не откликались, никаких своих предложений не вносили. Бывали случаи, когда во время совещаний в мой адрес неслись злобные, а то и оскорбительные выкрики. Иногда подкрадывалась предательская мысль: «А может быть, плюнуть на свою затею и, пока не поздно, уйти?» Но мне казалось, что в этом случае я поступил бы нечестно. И я терпел и продолжал искать взаимопонимания с разными людьми, стремясь целенаправленно продвигаться к задуманному.

Планов у меня было много. Хотелось создать в вузе современные проектно-исследовательские центры, которые стали бы базой и для научно-технической деятельности преподавателей, и для профессиональной подготовки студентов. В моем представлении эти центры должны были быть хорошо оборудованными и иметь тесные связи с передовыми научными и промышленными организациями. Я считал, что учебный процесс должен быть построен в соответствии с индивидуальными интересами и способностями каждого студента. Для этого намеревался постепенно перейти от учебных планов вуза или факультетов к индивидуальным учебным планам. Только студент знает, к чему его больше всего тянет и что ему легче всего дается. Уровни подготовки тоже должны быть разными, в зависимости от желаний и способностей студентов. Конечно, хотелось, чтобы выпускники вуза были культурными людьми, интересовались не только техникой, владели иностранными языками и знали правила хорошего тона. Вуз должен способствовать такому воспитанию. И все это казалось вполне осуществимым. Я подолгу обсуждал свои планы с сотрудниками, которые знали, как живут зарубежные вузы, и в конце концов написал письмо Горбачеву с предложением создать на базе МВТУ вуз нового типа. Новизна заключалась в структуре вуза и в подходах к подготовке инженеров.

Я понимал, что обсуждать мое предложение в МВТУ бессмысленно - его наверняка отвергнут. В Министерстве - тоже нецелесообразно, поскольку оно хочет быть в одинаковых отношениях со всеми вузами и не станет добиваться привилегий для одного из них. И я, никому не показав, передал письмо Арбатову, а он, как и обещал, сделал так, чтобы оно попало в руки Горбачева.

Михаил Сергеевич письмо прочитал. Предложение ему понравилось, и он попросил А.И. Лигачева - члена Политбюро, контролирующего высшее образование, - обсудить его с теми руководителями, которых это предложение касалось. Недели через две меня пригласили на совещание к Лигачеву. Там были представители правительства, Министерства высшего образования, партийных органов. Предложение поддержали и приняли решение подготовить проект постановления правительства по его реализации.

Я был очень доволен. Мне казалось, в МВТУ все обрадуются тому, что у них появляется перспектива работать в тех условиях, которыми располагают лучшие вузы мира. Наивно надеялся, что даже скептически настроенные старожилы изменят свое отношение к переменам. Но дела развивались не так, как я ожидал. Первый сигнал предстоящего сопротивления я получил уже в комнате совещаний Лигачева. Выходя, я столкнулся с первым секретарем Бауманского райкома партии А.Н.Николаевым. По выражению его лица понял, что он кипит от злости. Свирепо сверкнув глазами, он почти по-командирски рявкнул: «Вы почему ко мне не зашли?» Я ничего не ответил. Меня ошеломил этот окрик. Я искренне не понимал, почему должен к нему заходить. Он не являлся специалистом в области образования и не имел со мной никаких служебных отношений. Потом мне со всех сторон стали подсказывать, что Николаев - главная фигура в районе и если я хочу чего-то достичь, то должен с ним советоваться, регулярно докладывать о состоянии дел, всеми силами демонстрировать, что считаю его своим начальником. Мне все эти рекомендации были предельно противны.

Никогда раньше я не имел дела с местными партийными руководителями и не представлял себе, каким высокомерием они пропитаны и какой сильной реальной властью обладают. Как бы то ни было, но пресмыкаться перед Николаевым я не собирался. Он это видел и прощать мне такой независимости не хотел. На следующий день после совещания у Лигачева ко мне в кабинет ворвался секретарь партийного комитета МВТУ - тот самый кандидат в ректоры - и начал выражать свое негодование по поводу того, что я посмел направить письмо Горбачеву, не посоветовавшись с ним. Я с трудом сдержал себя. Хотелось верить, что люди, увлеченные настоящей работой, все равно окажутся сильнее партийных приспособленцев, и нам вместе удастся преодолеть сопротивление. Несколько следующих месяцев ушли на подготовку постановления. Его проект писался в кабинетах аппарата правительства, и мне надо было согласовывать каждую фразу. Но это работа была приятной - квалифицированные доброжелательные работники аппарата во всем оказывали поддержку. Они подсказывали, какие детали нельзя упустить в постановлении, как проще всего решить проблему финансирования, в какой последовательности и с чьей помощью легче всего собрать согласующие подписи. Вопрос согласования оказался самым тяжелым. Под проектом постановления должны были расписаться десятки руководителей разных ведомств. Попасть к каждому из них сложно, а уговорить отдать нам часть своих денег - еще сложнее. Приходилось делать по нескольку заходов. Конечно, помогали старые связи, но все равно дело двигалось медленно. Окончательно судьба постановления решалась на заседании Политбюро ЦК КПСС. Впервые мне довелось быть свидетелем работы этого органа. Наш вопрос был седьмым из восьми запланированных на тот день. Меня попросили прийти за полчаса до начала заседания, чтобы плакаты, которые иллюстрировали существо предлагаемых решений, можно было повесить в зале заранее. Заседание проходило в Кремле, в том же здании, где работало руководство правительства, но в другом крыле и этажом выше. Зона усиленно контролировалась людьми из органов безопасности. Все они были в гражданской одежде и, по-видимому, заранее знали тех, кто приглашен. Вели себя очень учтиво: проверяли пропуска, просили открыть папки и портфели, но больше никакого досмотра не производили. Войдя в приемную, я передал плакаты кому-то из референтов и остался ждать. Несколько докладчиков пришли раньше меня. Их легко можно было отличить от референтов и офицеров безопасности, поскольку они были подчеркнуто собранны, как перед выходом на сцену, и каждый держал в руках документы. Вскоре после меня пришли остальные приглашенные, а минут за пять до начала заседания стали собираться и члены Политбюро. Появился Б.Н. Ельцин. Протянул мне руку, чтобы поздороваться, и задал практически тот же вопрос, что и Николаев: «Ты почему ко мне не зашел?» Значит, и он считал, что я нарушил субординацию. Я чувствовал, что надо успеть сгладить впечатление, пока он не вошел в зал. Ответил торопливой просьбой: «Борис Николаевич, так получилось, поддержите, пожалуйста». Услышал в ответ: «Ладно». Теперь оставалось только ждать.