Юрий Берёзкин - Инки. Исторический опыт империи

Растущая интеграция - не единственная тенденция в развитии общества. Совершенствование технологии делает формы контроля человека над средой, а следовательно, и источники власти разнообразнее. Появляется все больше независимых «доменов» власти (термин Адамса), высокая позиция в одном из которых вовсе не гарантирует господства в других. Один и тот же человек может быть политическим деятелем и одновременно физиком или же писателем и знатоком бабочек, но в каждой своей ипостаси он создает разные, не связанные непосредственно одна с другой сферы влияния на людей. Общества с обилием независимых доменов власти не только сложнее, но и динамичнее тех, в которых рычаги воздействия одних людей на других однообразны и находятся в руках немногих. Они могут быстрее реагировать на изменения среды, изыскивать новые средства ее использования, новые ресурсы и, следовательно, более конкурентоспособны.

Освоение новых источников энергии и расширение производства само по себе привело в древности не к изменению социальных структур, а всего лишь к росту населения, увеличению его плотности вплоть до того максимума, который был возможен при данном типе хозяйства в данной среде. Впрочем, и в наше время глобальные последствия технологической революции точно такие же. И лишь после того, как много больше, чем раньше, людей оказывалось втянуто в регулярные контакты друг с другом, менялся сам характер контактов: возникала более сложная, нежели прежде, общественная иерархия, формировались более крупные и сложно организованные коллективы с разной степенью централизации. Этнологи и социологи много внимания уделяют изучению факторов, ускоряющих или замедляющих подобный процесс. Однако все эти факторы теряют значение, если оказывается невозможным существенно увеличить поток потребляемой энергии. Уровень развития отдельных обществ в конечном итоге определяется поэтому обширностью известных и доступных ресурсов, т. е. особенностями окружающей среды и развитостью технологии, а также интенсивностью связи и обмена с другими человеческими сообществами.

Для того чтобы осмыслить ход эволюции общества, необходимо, таким образом, прежде всего оценить изменение энергетического потенциала культуры, а затем выяснить, что за коллективы существовали на данной территории в отдельные периоды, насколько они были велики, сложны и централизованы. Если говорить о древнем Перу, то в грубом приближении археология способна сейчас дать ответ на оба эти вопроса. Начнем с пищевой и технологической базы центральноандской цивилизации.

До возникновения производящего хозяйства люди жили за счет ресурсов дикой флоры и фауны. Это был легкодоступный, но крайне ограниченный источник энергии. Как уже говорилось в первой главе, возможности охоты на западе Южной Америки с ее обилием травоядных млекопитающих были благоприятнее, чем на востоке. Здесь даже появились отдельные поселки, в которых люди жили оседло на протяжении целого года. Один из них, Монте Верде, раскопан на юге Чили и датируется XII-XI тыс. до н. э. Его обитатели не только охотились на мастодонтов, но и использовали многие десятки видов растений, в том числе употребляли в пищу клубни дикого картофеля. Подобная практика скорее всего способствовала первым земледельческим опытам. Немногочисленные остатки культурных растений, прежде всего фасоли, обнаружены уже в слоях VIII тыс. до н. э. в пещерных стоянках на севере Перу и северо-западе Аргентины. Тогда же появились поселки на морском берегу, принадлежавшие собирателям моллюсков. Что касается обитателей высокогорья, то примерно с VII тыс. до н. э. они стали развивать такие методы охоты на викунью и гуанако, которые в итоге привели к одомашниванию этих животных, т. е. превращению их в альпаку и ламу. И все же в целом экономика Центральных Анд продолжала оставаться присваивающей. Перелом произошел в конце IV - начале III тыс. до н. э.

На побережье океана он был вызван прежде всего распространением рыболовства. «Морская» теория становления центральноандской цивилизации была создана в 70-х годах американским археологом М. Мосли и получила сейчас признание большинства специалистов. (Early ceremonial architecture, 1985. P. 29-57; Moseley, 1975.) Как уже говорилось, перуанские воды исключительно богаты рыбой, особенно анчоусами. Вылов всего лишь одного процента этих запасов в год обеспечивает существование более ста тысяч человек - и это без каких-либо дополнительных источников питания. Эффективный лов возможен, однако, лишь мелкоячеистой сетью с лодок. В IV тыс. до н. э. на побережье Перу начали выращивать хлопчатник. Именно освоение техники плетения сетей из хлопчатобумажного волокна и привело, по всей видимости, к внезапному расцвету прибрежной культуры с начала III тыс. до н. э. Лодки же стали делать из тростника, а поплавки к сетям - из легких плодов тыквы-горлянки, которую научились разводить еще раньше хлопка.

К середине III тыс. до н. э. относятся первые свидетельства выращивания на побережье Перу и северного Чили тропических клубнеплодов - сладкого маниока, батата и некоторых других. Рыба как основа белкового питания и калорийные высокоурожайные клубнеплоды - такое сочетание обеспечило невиданные возможности роста населения. В начале II тыс. до н. э. на побережье Перу жило 300-600 тыс. человек, т. е. примерно в 30 раз больше, чем прежде, до перехода к новым формам хозяйства. (Civilization in ancient America, 1983. P. 294.) На центральном и северном побережье Перу, где рыбные богатства были особенно велики, появляются деревни рыбаков и земледельцев, живущих в прямоугольных домах из камня и глины, а не в круглых тростниковых хижинах, как раньше. С конца III тыс. до н. э. здания общественно-культового назначения приобретают монументальный облик. Некоторые пирамиды, построенные неподалеку от Лимы в начале II тыс. до н. э., принадлежат к числу самых массивных и высоких искусственных сооружений, когда-либо возведенных в доиспанской Южной Америке. Хотя по мере дальнейшего развития земледелия и скотоводства приморские районы Центральных Анд теряют то исключительное положение, которое они занимали в III-II тыс. до н. э., и по сей день рыболовство составляет одну из основ перуанской экономики.

В горах Перу по крайней мере с конца IV тыс. до н. э. выращивали не только фасоль, но и другие семенные культуры - кукурузу, тыквы, киноа. В совокупности эти растения содержат почти все необходимые организму вещества. Можно, однако, подозревать, что их одних для становления перуанской цивилизации оказалось бы недостаточно. Ведь главным компонентом в этом наборе видов растений является кукуруза, а ее урожайность ранее I тыс. до н. э. оставалась низкой. Кукуруза, фасоль и тыквы были известны с IV тыс. до н. э. и обитателям южной Мексики, но признаков перехода к оседлости там столь рано, как в Андах, не наблюдается. В горном же Перу древнейшие сложенные из камней святилища появляются около пяти тысяч лет назад и притом на высоте около 4000 м над уровнем моря, где условия для выращивания зернобобовых растений не самые подходящие. Остатки подобных сооружений открыты недавно французской экспедицией в районе Пируру в верховьях реки Мараньон. Со второй четверти II тыс. до н. э. в Пируру и во многих других горных районах Центральных Анд как вокруг храмов, так и вне связи с ними вырастают небольшие деревни, начинает употребляться керамика. Наиболее вероятно, что создатели этих памятников выращивали картофель и другие горные клубнеплоды.