Хамза Есенжанов - Яик - светлая река

И снова неудача - бежал неизвестный большевик, бежал, оставив глубокую рану на его, Аблаева, голове! Он был готов расстрелять той же ночью всех жителей Олетти, растерзать на куски пленников, попавших в его руки.

Но, поразмыслив, Аблаев решил доставить известного революционера Мендигерея в Джамбейту живым. Поэтому он запер всех четверых арестованных в чулан, выставив надежную охрану у дверей. Всю ночь он, не смыкая глаз, прошагал возле чулана, скрипя зубами от ярости.

Наутро к нему пришел Фроловский. Он был бледен.

- За что задержали моего Петра? - спросил он. - У мальчика своя собственная лодка. Что ж тут дурного, если он перевез кого-то через реку? Или отнес пищу косарям? Нельзя, уважаемый офицер, наряду со взрослыми привлекать к ответственности мальчишку...

- Хорошо, - сквозь зубы процедил Аблаев, - сейчас ты повстречаешься со своим сыночком.

И он обратился к солдатам:

- Вот видите - этот сам явился. Хорошо. Отправьте его вместе с сыном. Посадите к пленникам!

Фроловский взмолился:

- Господин офицер! За что? Ведь мы же ни в чем не виноваты...

- Свяжите этого и бросьте в телегу! - распорядился Аблаев. - Быстро! Ну!

Фроловский попытался вырваться из цепких рук охранников. Но один из них крепко стукнул его наганом по голове, и крестьянин упал. Тогда Аблаев несколько раз с наслаждением ударил его в лицо носком сапога...

Точно перевязанный сноп, сидел Фроловский в телеге. Он медленно начал приходить в себя. Темно-багровая, начинающая уже густеть кровь медленно ползла по груди.

Из чулана вывели мальчиков со связанными руками. Их тела прикрутили веревками к противоположному борту телеги. Петро сначала не узнал отца. Потом вскрикнул и опустил голову, боясь даже взглянуть на изменившееся, залитое кровью лицо. Икатай смотрел прямо перед собой, и его большие глаза были полны страха. Потом на другой тарантас водрузили Мендигерея и Кульшан.

Ехали к дальней окраине села. Старый тарантас, скрипя, покачивался из стороны в сторону, и рана Мендигерея болела нестерпимо. Как только миновали последний дом, Аблаев скомандовал:

- Стой!

Телегу, в которой сидели Фроловский и мальчишки, отвели в сторону за дорогу.

- Стройся, шашки вон! - фальцетом заорал Аблаев.

Двадцать всадников, обнажив шашки, выстроились по двое.

- Рубите! - махнул рукой офицер.

Пронзительно засвистели острые шашки карателей, с тупым страшным звуком мягко врезались в тела мальчиков. Дико закричала в тарантасе Кульшан. Она упала на грудь Мендигерея.

- Апа! Апа! - таял в воздухе последний, предсмертный крик Икатая.

Аблаев спокойно дал команду:

- Вперед!

Он спешил доставить Мендигерея и Кульшан в Джамбейту...

4

На востоке появилась узкая светлая полоска. Сначала чуть приметная, она росла и ширилась вдоль горизонта, освещая холмы Акадыра, остроконечный холм, словно окутанный розоватым туманом.

"Уже минула ночь, - с удивлением подумал Хаким. - Как быстро!"

Он был рад, что в темноте, без дороги, не имея компаса, выехал прямо к Богдановке. Словно караван верблюдов, показались в предрассветной дымке горбатые избы деревни. Миром и покоем веяло от этого утра, и Хакиму просто не верилось, что здесь шла настоящая война.

"Спасти во что бы то ни стало Мендигерея и Амира, - шептали его запекшиеся губы, - сейчас в наших руках оружие, сила. Спасти".

Он подтянул подпругу и направился в сторону рощи. Едва он въехал под сень деревьев, как услышал громкий окрик:

- Стой!

Двое с винтовками преградили ему путь.

- Кто такой? По какому делу едешь? - сурово спросил один, почти мальчик, сердито вытаращив глаза.

"Неужели опять попал в беду? - подумалось Хакиму, и тут же горячая волна радости подкралась к сердцу: - Свои... Джигиты Белана..."

У них не было патронташей, в руках - только винтовки, старая одежда ничуть не походила на обмундирование казаков.

- Ведите в штаб! - громко сказал Хаким. Я должен сообщить кое-что. А кто я такой - вам там скажут...

- Давай оружие! - потребовал круглоглазый, крепко ухватив за узду лошадь Хакима. - А в штаб я поведу тебя и без твоего согласия.

Хакиму очень понравилось усердие, с каким молодой парнишка нес свою службу.

- Был у меня маленький, как игрушка, револьверчик, да я по пути потерял его, - улыбаясь, ответил он. - Не то подарил бы.

- Ладно, ладно! - строго сказал тот, что был постарше. - Нечего шутки шутить да скалиться! Иди вперед!

Парнишка повел лошадь, другой джигит с винтовкой наготове следовал позади. Так двое пеших привели конного Хакима в село.

Необычно выглядела деревня в это утро. Не слышно было мычания коров, не горели в окнах огни. На улице Хаким не встретил ни одного человека. Зато дальше, в овраге Теренсай, было полно народу, точно все население собралось сюда на праздник. Хаким присмотрелся - мужчины на конях были вооружены. Они стояли отрядами по пять - десять человек, и лица их были суровы.

Хакима привели к обрыву, где расположился временный штаб. Его встретили Абдрахман и Сахипгерей. Абдрахман взял юношу за руку и, с тревогой заглянув в лицо ему, спросил:

- Что с тобой? Почему так бледен? Может, наткнулся на вражеский отряд?

Хаким молча протянул ему бумагу.

- Идите! - сказал Абдрахман конвоирам, которые стояли, ожидая дальнейших распоряжений. - Ну идите же...

Парнишка еще больше округлил и без того огромные глаза и смущенно улыбнулся Хакиму, как бы прося прощения.

Хаким проводил его взглядом.

"Совсем мальчуган", - с неожиданной лаской подумал он.

- Нет, Абеке, не отряд я повстречал, а того прохвоста офицера, которого отпустили живым. Этого волка... Он напал на Мендигерея и Амира. Их поймали, увезли... Не могу простить себе - зачем я его не убил тогда?

- А это? - спросил Абдрахман, заметив пропитанные кровью брюки Хакима.

- Выстрелили вдогонку. Рана пустяковая, кость цела. Но я был долго в седле, нога затекла и не дает ступить, - сказал Хаким, поддерживая бедро рукой.

- Подожди, что-то я не понял. Кто этот офицер?

- Да тот самый предатель Аблаев, которому мы даровали жизнь, поверив его клятве, освободили...

И, не будучи в силах вынести взгляда Абдрахмана, Хаким низко опустил повинную голову...

- Рассказывай все, - тихо сказал Абдрахман.

И Хаким поведал о событиях, происшедших в Олетти.

- Дайте мне людей, - горячо сказал он, - и я вырву из лап проклятого клятвопреступника наших - Мендигерея и Амира! Если мы не можем освободить наших руководителей из тюрьмы, то этих-то двоих я вырву, чего бы то ни стоило!

- Потерпи, дорогой, - спокойно сказал Абдрахман. - Амир жив-здоров. Он находится сейчас на своем посту вон там, на горке. А потеря Мендигерея это, конечно, очень тяжелая утрата. Ведь только вчера я просил его изменить место явки, уехать из Олетти... А сейчас даже времени у нас нет, чтобы заняться его освобождением...