Хамза Есенжанов - Яик - светлая река

- Сын-то ваш, хаджеке, теперь у волостного может писарем служить!..

- Что у волостного... Он достоин быть переводчиком при самом уездном начальнике!..

- Какой скромный, какой благовоспитанный! Весь в отца!

- У Жунуса все сыновья такие!..

С одинаковым почтением отвечал хаджи Жунус и тем, кто говорил от чистого сердца, и тем, кто угодливо льстил ему, предсказывая блестящую карьеру сыну.

- Что из него получится, теперь это от него самого зависит, - слегка кланяясь, говорил Жунус. - А у нас, отцов, желание одно: как можно лучше выучить детей, дать им хорошее воспитание. Да благословит вас аллах за добрые слова, почтенные люди! И вам, бии, спасибо за хорошее пожелание!..

Жунуса выслушали с большим вниманием и одобрительно закивали головами.

Лишь один хаджи Шугул не принимал участия в разговоре. Он недолюбливал пользующегося авторитетом старика Жунуса и всегда старался чем-нибудь уколоть его. Он и теперь выжидал момент, чтобы можно было будто невзначай, но основательно принизить Жунуса в глазах духовенства и почтенных биев и старшин.

Рядом с Шугулом стоял его родственник - тонкий и длинный Вали. Он приветливо смотрел на Хакима и улыбался.

- Чего вытянул шею, как цапля?.. - почти крикнул на него Шугул. - Или думаешь, губернатор приехал?.. Разве не видишь - это всего-навсего племянник сумасброда Шагата, - он острием подбородка кивнул на Хакима. - Пошли в мечеть, разиня долговязая!..

Может быть, оттого, что Шугул прикрикнул на Вали особенно громко, толпа как-то разом смолкла, и люди повернули головы в его сторону. Они поняли, что жало шугуловских ядовитых слов направлено не на бедного Вали, а на старика Жунуса и его сына, вернувшегося с учебы. Люди стали потихоньку переговариваться, подталкивать друг друга в бок, кивая на Жунуса, - они ждали, что ответит он Шугулу. Никто не сомневался, что Жунус сумеет ответить и Шугулу придется пожалеть о том, что он беспричинно задел Жунуса. Но Жунус не торопился, он тщательно обдумывал ответ.

Хазрет Хамидулла, моложе хаджи по годам, но старше по положению, более авторитетный, чем они, и более уважаемый всеми верующими, с беспокойством смотрел то на Шугула, то на Жунуса: ссора между этими двумя стариками ему казалась неизбежной, ясней ясной луны. Хазрет волновался. Он был недоволен Шугулом. "Испортит мне все этот хаджи..." - подумал хазрет, намеревавшийся после намаза побеседовать со стариками по одному очень важному делу и получить от них удовлетворительное: "Быть сему!.." Ишан Губайдулла был недоволен, он сухо кашлял, словно поперхнулся едкими словами Шугула.

- Уважаемые люди, прошу войти в мечеть, - быстро проговорил Хамидулла и первым вошел в священный храм, где с минуты на минуту должен был начаться намаз.

За хазретом потянулись степенные ишаны, горделивые хаджи, бии и старшины, а за ними и простолюдины. Через несколько минут площадка перед входом в мечеть опустела, лишь у порога рядком остались лежать кибисы* и галоши, а возле стены прислоненные посохи. Среди простых белых, серых и полосатых палок особенно выделялись несколько колончатых посохов бухарской работы. Они принадлежали самым богатым людям степи.

______________

* Кибисы - кожаная обувь, напоминающая галоши. Входя в мечеть, люди обязательно должны снимать обувь у порога.

4

Слова Шугула слышал и Хаким, но он не придал им значения и не обиделся: "Богатому хаджи можно говорить все, что угодно. А что Шагат-ага сумасброд это верно. Но ведь сумасброд ага, а не я, мне-то что до этого? "Приехал губернатор..." - ну и сказал же!.. Глупо и не к месту!.." - рассуждал Хаким. Он снова подумал о двух сверстниках - магзумах: "Как щенки безродные... Лица бледные, а глаза плутоватые... Собственно, какое мне до них дело? У них своя дорога в жизни, у меня - своя. В хазреты, наверное, метят?.. Интересно бы узнать, насколько они религиозны? Если бы очутились где-нибудь в ауле, подальше от мечети, носились бы, наверное, по поляне, как молодые бычки, а ночью - гуляли бы с девушками..." Хотя магзумы ни слова не сказали Хакиму и ничего плохого ему не сделали, он чувствовал какую-то неприязнь к этим юношам, облаченным в одежду святых отцов. Живя в городе и обучаясь в русской школе, Хаким постепенно отдалялся от религиозного аульного мира, отвыкал от мечети, забывал молитвы и обряды. У него были совершенно иные взгляды на жизнь, чем у юношей, окончивших медресе, и у всех этих религиозных старцев. Только сейчас, здесь, Хаким вдруг понял, какая большая пропасть отделяет его от хазретов, магзумов и ишанов, они - совершенно непонятные и чуждые ему люди, и он им тоже, наверное, чужой и непонятный. "Зачем сюда привез меня отец?.." Хаким смутно догадывался о намерениях отца. Он хотел показать почтенным старцам своего образованного сына, познакомить с ними, хотел, чтобы Хаким увидел лучших, уважаемых людей степи и брал с них пример. Правда, отец не сказал ему об этом прямо, но намек был довольно недвусмысленным. Хаким вспомнил слова отца. Когда они перед выездом садились в тарантас, старик Жунус сказал сыну:

- Красив молодец, а на людях еще краше!.. Поедешь сегодня со мной в мечеть...

Хаким не пошел на молебен. Он немного постоял у входа, раздумывая, что делать, а потом направился к лестнице, знакомой ему с детства, и начал подниматься по ней на минарет - самый высокий купол мечети, откуда муэдзин обычно оповещал народ о начале намаза. Темный и узкий коридор вывел его на чердак под большой купол, походивший на огромную высокую юрту. Крепкие толстые сваи свода стремительно взбегали вверх и собирались в пучок у самой макушки купола. Под сводом гулял прохладный ветерок, врывавшийся сюда через узкие, как лица магзумов, окна. На полу валялись старые книги и разорванные пожелтевшие листки, покрытые паутинками и пылью, Хаким разом окинул взглядом все это забытое, заброшенное хозяйство мечети и сморщился. В лицо пахнуло сыростью и плесенью. Он подошел к двери, ведущей непосредственно на минарет, и стал быстро взбираться по винтовой лестнице. Пробежав несколько кругов, замедлил шаг - с непривычки закружилась голова. Хаким посмотрел вверх - до площадки было еще высоко. Тюбетейкообразный купол минарета, казалось, сужался и был острым, как шпиль. Хотя день стоял ясный и безветренный, Хаким явно ощутил, как раскачивалась башня и легкие дощатые стены гудели, словно в грозовую ночь. Отдышавшись, он стал подниматься выше, медленно, со ступеньки на ступеньку. Вот и вход на площадку минарета - место муэдзина. Возле всех четырех окон башни, сгрудившись, стояли ребятишки. Услышав шаги, они бросились было врассыпную, кто вверх, кто вниз по лестнице, но, увидев Хакима, остановились в недоумении. Они сначала подумали, что на минарет поднялся сам муэдзин Айгужа, вредный и злой, который больно драл за уши, но перед ними стоял джигит, одетый по-городскому, и улыбался. Некоторые из ребят, что постарше, знали Хакима. Особенно хорошо были знакомы с Хакимом круглолицый и смуглый Мукыш и бойкий Узак. Узак растолкал ребятишек и, выйдя вперед, как равный равному, подал Хакиму руку: