(Исецкий) Соломон - Среди красных вождей том 1

Скажу кстати, что, как это выяснилось уже окон­чательно впоследствии, заселение дома посольства проис­ходило в полном беспорядке или, вернее, как бы в порядке нашествия. Каждый занимал помещение, кото­рое ему нравилось, втаскивая в него наперебой отнимаемую друг у друга мебель, путая всякие стили и эпохи, разрознивая целые гарнитуры художественных ансамб­лей… Как известно, русское посольство на Унтерденлинден представляет собою дворец, принадлежавший не­когда, если не ошибаюсь, курфюрсту, и проданный им России. Дом был наполнен редкой чисто музейной мебелью, драгоценными коврами, историческими гобеленами, картинами мастеров… И все это растаскивалось охочими товарищами по своим комнатам. Об истинной ценности этих предметов они не имели никакого представления, и обращение с ними, с этими сокровищами, представлявшими собою достояние русского народа, было самое варварское. Для примера упомяну, что при первом же обходе я в помещении одного семейного товарища (увы, глубоко интеллигентного) увидал комод редкой кра­соты, выдержанного стиля «булль», из красного дерева с художественной инкрустацией. И весь верх его был исцарапан. Оказалось, как мне сказала жена сотрудни­ка, которому было отведено это помещение, она употреб­ляла этот комод в качестве кухонного стола! И на этой же полированной доске комода на видном месте чернело безобразное пятно в форме утюга, выжженное ими.. Редкие, высокой ценности ковры резались и делились на части для подгонки их под потребности помещения то­го или иного жильца…

Таковы были мои первые беглые впечатления от посольства и его обитателей.

note 53 Note53 56 — Ну, что ты хочешь от «товарищей», — говорил мне Красин в тот же день, когда мы остались с ним вдвоем и могли без свидетелей обменяться впечатлениями. — Что им гобелены, что им музейные комоды «булль»?!.. Им это нипочем, как нипочем и сама Россия…

— Но, знаешь ли, больно глядеть, — отвечал я.

— Конечно, что говорить, — соглашался Красин. — Только на этом не стоит останавливаться и крушить голову… Все это преходяще… Ничего не поделаешь — революция, война… Надо принимать вещи таковыми, ка­ковы они есть… Будем со всем этим бороться…

В этот же первый день я со скорбным чувством возвратился к себе в отель. На душе было как то смутно. Я видел, что предстоит тяжелая борьба со всеми этими Caйрио, ничего не знающими, ничего не понимающими, которые торопились уже использовать свое по­ложение для устройства самих себя, сообразно своему представление о комфорте папуаса.

Таким образом, началась моя служба в Берлине в советском посольстве.

С первого же дня моего прибытия в Берлин я вступил в дела, а через несколько дней переехал и здание посольства. В нижнем этаже посольства мне был отведен громадный роскошный кабинет с окнами на Унтерденлинден. Потом я узнал, что до меня этот кабинет занимали Якубович и Лоренц и что они были очень недовольны распоряжением Иоффе уступить мне его и вор­чали, перебираясь в другое помещение. Отмечу тут же, note 54 Note54 57 чтобы уже не возвращаться к этому, что оба эти товари­ща очень неохотно мне подчинились, всячески уклоняясь от исполнения моих поручений и просьб и всегда стара­ясь найти этому какие-нибудь неотложные причины, то один из них или оба должны идти к прямому проводу для переговоров с Москвой, то у того или другого имеется срочное поручение от Иоффе или «личного секрета­ря посла»…

Оба они были совершенно незнакомы с рутиной ведения дел, учиться ничему не желали, предпочитая бол­таться около прямого провода или бегать по разным малозначущим делам в министерство иностранных дел. Так что для меня сразу стало ясным, что на них мне не приходится много рассчитывать.

Как я отметил в первой главе, мое первоначаль­ное ознакомление с состоянием дел посольства произве­ло на меня весьма неблагоприятное впечатление. Всюду ца­рила анархия, которая все резче и резче выступала на вид по мере того, как я входил в дела. Отнюдь не желая вдаваться во все мелочи канцелярского быта, я все-таки должен остановиться на этом моменте, так как, по сущности, это явление было и остается до сих пор типичным для советского строя и объясняет, почему по­всюду во всех советских учреждениях и в Poccии и заграницей мы встречаем крайне разбухшие, совершенно несоответствующие истиной потребности, бюрократические аппараты: массы служащих, которые бестолково, не зная дела, суетятся и что то работают, что то путают, к ним в помощь для распутывания назначаются другие, которые тоже путают, и так до бесконечности…

Как оно и понятно, начав подробное ознакомление с делами, я прежде всего старался выяснить, что представляет собою касса, какие там, в конце концов, note 55 Note55 58 имеются порядки, вернее, беспорядки. На другой же день после моего первого посещения посольства я обратился к Иоффе с полушутливым вопросом, могу ли я, забыв о револьвере, о котором напомнил товарищ Сайрио, выяснить положение кассы и дать ему надлежащие указания.

— Смело, Георгий Александрович, — ответил Иоффе с улыбкой. — Я уже говорил с товарищем Сай­рио, указал ему на то, что вы старый товарищ, и он согласился с тем, что вы имеете право знать, что делается в кассе?

— Да… это очень хорошо, Адольф Абрамович, — ответил я, — но право, как то странно, что прихо­дится перед ним расшаркиваться для того, чтобы убе­дить его в том, что, казалось бы, не требует доказательств…

— Конечно, с непривычки это действительно стран­но, — согласился Иоффе, — но имейте в виду, что Сай­рио латышский революционер из породы старых лесных братьев… Они все, конечно, немного диковаты… Надо, как верно сказал Леонид Борисович, применить к нему педагогические приемы…

После этого объяснения я пригласил к себе Сай­рио. Хотя лицо его выражало все то же непреодолимое и ту­пое упрямство, но беседа с ним Иоффе, по-видимому, оказала на него некоторое влияние, и он держал себя менее самоуверенно. Я усадил его и обратился к не­му с маленькой, элементарно построенной речью, в ко­торой старался ему выяснить, чего я от него требую, как от товарища, занимающего столь ответственный в посольстве пост. Я говорил дипломатически, упирая на то, что такую должность и можно было доверить только та­кому старому и испытанному товарищу, как он, потому note 56 Note56 59 что как, дескать, мне и говорил товарищ Иоффе, име­ются всякие конспиративные расходы и пр. В результа­те он немного отмяк и сам предложил мне направиться к кассе.

Надо отметить, что Иоффе, чувствуя, что вообще со­ветское посольство как то непрочно сидит в Германии, что, в сущности, было верно, считал нужным иметь все денежные средства всегда под рукой, чтобы в слу­чае чего, можно было ими немедленно располагать. А по­тому он хранил все деньги в тяжелой стальной кассе, стоявшей в отдельной комнате в посольстве, не прибегая к банкам…