Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Эта первая победа римского оружия над Митридатом произвела огромное впечатление по всей империи и имела последствия, гораздо более важные, чем взятие Афин, совершенно изменив положение к выгоде Рима и Суллы. С некоторого времени богатые классы Азии, испуганные резней 88 г. и революционной политикой Митридата, начали интриговать в пользу Рима против понтийского владычества, пользуясь неудовольствием, вызванным в народе непрерывными царскими поборами. [244] Reinach. M. Е., 179. В конце 87 г. Эфес уже возмутился и стал на сторону Рима. [245] Waddington—Le Bas. R. I. A. M. № 136, a; Appian Mithr., 48; Ores., VI, 2, 8.— О дате см.: Reinach. M. E., 183, пр. 1.

После мятежа, повсюду поднявшего сторонников римлян, битва при Херонее еще более поколебала уже пошатнувшуюся верность азиатских городов; она побудила Митридата поднять свой престиж, укрепив свое положение несколькими смелыми ударами, более крупными, нежели предшествовавшие. Действительно, он открыто по всей Азии объявил себя главой социальной революции, кассируя долги и давая свободу верным городам. [246] Reinach. M. E., 184.

Он приготовился отправить новую армию под начальством Дорилая, чтобы напасть на Беотию и снова завоевать Грецию. Но самым важным следствием херонейской победы явилась возможность того, что представлялось столь же трудным, сколько и необходимым, — мира между Суллой и демократической партией. Флакк, оказавшийся человеком рассудительным, немедленно после своей высадки в Эпире понял, что было бы чистым безумием начинать междоусобную войну в то время, как Митридат готовится двинуть на Грецию новую армию, и оспаривать честь быть его единственным победителем, когда, может быть, и их соединенных сил будет недостаточно для победы над Митридатом. Сулла, со своей стороны, не был ослеплен успехом или политической ненавистью; он понимал, что было бы слишком смело сражаться одновременно и с понтийским царем, и с армией демократической партии. К несчастью, Флакк не решался соединить обе армии ввиду осуждения, тяготевшего над Суллой, и последний должен был удовольствоваться тайной сделкой, которая, не делая публичным их соглашение, позволяла армиям действовать сообща в войне против Митридата. Флакк, который в качестве консула мог потребовать у византийцев их флот, перенес войну в Азию. Сулла остался в Греции, ожидая там Дорилая, который приближался, захватив на свои корабли на Эвбее десять тысяч солдат, спасенных Архелаем после херонейской битвы. Это мудрое соглашение имело хорошие результаты для Рима, армии которого имели значительный успех еще до конца 86 г.; Сулла напал и уничтожил армию Дорилая при Орхомене; потом он удалился в Фессалию, чтобы расположиться там на зимние квартиры. [247] Ibid., 187–189. Флакк захватил Македонию, отбросил в Азию последние остатки понтийской армии и перешел через Босфор при помощи византийского флота. Все планы Митридата были уничтожены: до конца 86 г. он не отомстил за поражение при Херонее и окончательно потерял свои европейские завоевания.

Армия низложенного проконсула и армия законного консула сообща добились этого результата; заслуга Суллы была даже больше заслуги Флакка. Если бы демократическая партия в Италии была расположена последовать мудрой политике Флакка, уничтожить осуждение Суллы и принять его услуги на разумных основаниях, то ужасный кризис, который угрожал империи, быстро бы окончился. Но политическое положение Италии делало невозможным это счастливое разрешение вопроса. Консервативная оппозиция почти совершенно была разрушена революцией; большое количество знатных и богатых было убито; другие спаслись к Сулле или в отдаленные провинции; страх парализовал оставшихся в Риме; что касается всадников, то эта финансовая и торговая буржуазия колебалась между страхом перед консервативной реакцией, которая уничтожила бы ее привилегии, и страхом перед социальной революцией, основой которой могла быть кассация долгов, признанная в 86 г. Демократическая партия, поддерживаемая средним классом, чувствовала себя слишком уверенной во власти для того, что бы вступать в соглашение с Суллой, которого она ненавидела за его происхождение, связи, прошлое и дружественный прием, оказанный им стольким осужденным или эмигрировавшим консерватором.

Политика Флакка так мало нравилась демократам, что зимой 86–85 гг. Фимбрии, одному из его легатов, принадлежавшему к народной партии и заподозрившему тайное расположение своего генерала к Сулле, удалось возмутить солдат, заставить убить консула и провозгласить себя главнокомандующим, разрушая этой военной революцией всякую надежду на соглашение. Сулла снова оказался в критическом положении. Он не мог предоставить Фимбрии окончить завоевание Азии, потому что после такого успеха демократическая партия, уже и теперь так мало склонная к миру, не отказалась бы с помощью войны разделаться с ним и его армией. С другой стороны, было опасно и напасть на Фимбрию, ибо Митридат, могущество которого быстро падало после поражения при Херонее и Орхомене, ободрился бы, если бы междоусобная война разразилась у него на глазах. При таких обстоятельствах этот гигант эгоизма, поставивший собственное благосостояние высшей целью жизни, принял чрезвычайно трудное и дерзкое решение, которое должно было определить всю его дальнейшую карьеру и оказать страшное влияние на римскую историю в течение двадцати лет. Не будучи в состоянии одновременно сразиться с Фимбрией и Митридатом, ни вступить в соглашение с Фимбрией, он решился предложить Митридату заключить мир на разумных условиях.

Момент был благоприятный, потому что долгая война и последние поражения истощили военные и финансовые средства понтийского царя; Греция была потеряна, а Азия почти вся охвачена восстанием. Предлагая ему земли и деньги, давая ему обещания, Сулла подкупил Архелая, побудил немедленно передать ему свой флот и убедил предложить Митридату от его имени условия мира, восстанавливая status quo 89 г.: Митридат сохраняет все прежнее понтийское царство, получает титул друга и союзника римского народа, уплачивает Сулле 2000 талантов и дает ему определенное количество военных судов; чтобы сделать свое отступление более легким и менее постыдным, Сулла принужден был даже согласиться на амнистию восставшим азиатским городам. [248] Plut. Sulla, 22; Memnon, 35; Appian. Mithr., 54–55; Reinach. M. E., 19.

С точки зрения политических и военных традиций Рима этот мир был почти государственной изменой. Царь, убивший сто тысяч италиков и опустошивший самую лучшую провинцию империи, сохранял свое царство, получал титул друга и союзника, отделывался только небольшой контрибуцией! Но положение, созданное в Италии полустолетием политической и социальной борьбы, было так ужасно, что Сулла был принужден, наконец, искать своего спасения и спасения своей армии в этом союзе с убийцей италиков. Архелай перешел на сторону Суллы, отправился к Митридату и сумел убедить его… Митридат, понимавший, по каким побуждениям Сулла предлагал столь благоприятные условия, сначала попытался получить еще лучшие, угрожая заключить союз с Фимбрией. Но Фимбрия, которому нужно было оправдать свое возмущение крупными успехами, начал кампанию весной 85 г., захватил Азию, одержал блестящие успехи над армиями Митридата и овладел Пергамом. [249] Reinach. M. E., 199 сл. В это время Лукулл, наконец, собравший флот, появился у азиатских берегов, возбуждая города к восстанию. Наконец, Митридат, видевший дезорганизацию своей армии и потерю Азии, убедился, что ему легче иметь дело с Суллой, чем с Фимбрией. Он имел свидание с римским полководцем в Дардане, принял условия мира, посадил на корабли остатки своей армии и вернулся в свое царство. [250] Ibid., 202 сл. Избавившись этим соглашением от Митридата, Сулла двинулся в Лидию ранее Фимбрии и, воспользовавшись ненавистью, возбуждаемой преступлением и алчностью прежнего легата Флакка, подкупил его армию, которая при приближении Суллы разбежалась, чтобы присоединиться к победителю при Херонее и Орхомене.