Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Это неожиданное нападение тем более испугало римлян, что они помнили прошлое. Оно тотчас же уничтожило в Риме всякое колебание и всякое отвращение к чрезвычайным мерам. Все считали опасность на этот раз такой же большой, как и в прошлый раз. Все думали, что при таком опасном положении нельзя оставлять Азию на одного пропретора с двумя легионами, а Киликию и вовсе без правителя до следующего года. Лукулл, уже отличившийся в предшествовавшей войне, считался всеми человеком нужным. Ловкая Преция сумела все устроить и всех удовлетворить. Помпей получил средства для продолжения войны с Серторием; Антоний — командование флотом и всем побережьем с поручением разбить пиратов и завоевать Крит, их главную крепость. Котте было поручено защищать Вифинию и Мраморное море. Лукулл получил проконсульство Киликии и поручение изгнать Митридата из Азии с помощью двух киликийских легионов, двух азиатских и легиона рекрутов, набранных в Италии. [350] Cicero. Pro Mur., XV, 33; Memnon, 37; Plut. Luc, 6. Это было торжество альковной дипломатии и огромная военная ошибка, так как военные операции были разделены между тремя военачальниками без поручения кому-либо верховного командования.

Как бы то ни было, оба консула должны были ускорить свой отъезд. Они выехали, по всей вероятности, в конце весны или начале лета. Котта, соединившись с флотом союзников, отправился в Халкедон, чтобы видеть, нельзя ли из этого города, еще находившегося во власти римлян, сделать попытку завоевать Вифинию; Лукулл между тем с вновь набранным легионом высадился в Азии. По своем прибытии он нашел положение не таким плохим, как полагали в Италии и как, быть может, думал он сам. Восстание, несмотря на свои быстрые успехи, распространялось не так быстро, как в предшествующий раз. Богатые классы не дали захватить себя врасплох. В народе еще слишком живы были воспоминания о прошлой революции, окончившейся так печально. Ни один крупный город не примкнул к восстанию. Большие приморские города, особенно Кизик, решили ожесточенно сражаться против главы социальной революции и союзника пиратов. Слабые успехи революции, таким образом, удерживали Митридата на севере, и он не осмеливался двигаться вперед в римскую провинцию. Таким образом, Лукуллу легко было призвать к себе два киликийских легиона, восстановить дисциплину в старых легионах Фимбрии, облегчить экономическое затруднение азиатских городов и приготовиться к походу против неприятеля. Но в то время как он с удивительной поспешностью двигал вперед военные приготовления, в Халкедоне разразилось несчастье.

Митридат, узнав о прибытии Котты с флотом в Халкедон, оставил азиатскую армию и отправился к вифинской армии, чтобы вести ее на штурм Халкедона. Этот город лежал на Босфоре, напротив Византии, и римский флот из Халкедона мог беспокоить понтийские суда, на которых везли из Черного моря в Мраморное хлеб для армии. Легко вообразить, что произошло в городе, когда Митридат со своей армией прибыл к нему. Богатые финансисты, бежавшие туда и с нетерпением старавшиеся возвратиться к своим делам, теснились вокруг Котты, бывшего, по-видимому, малоспособным человеком. Они побуждали его действовать быстро и попытаться смелым ударом уничтожить Митридата и освободить Вифинию. Котта согласился на это, но после битвы, окончившейся тяжелым поражением на суше и потерей почти всего флота, он принужден был запереться в Халкедоне. [351] Это почти все, что можно сказать о битве при Халкедоне, о которой мы имеем очень неполные и противоречивые рассказы: Арр. Mithr., 71; Plut.Luc, 8; Oros., VI, II, 13. См.: Reinach. M. E., 323. Эта неудача при начале войны была несчастьем, но она, по крайне мере, восстановила единство командования.

Лукулл, продвинувшийся до Сангария с 30 000 пехоты и 2500 всадниками, [352] Цифры Плутарха (Luc, 8). Аппиан (Mithr., 72) уменьшает число всадников до 1600. сделался властителем и верховным распорядителем войны на континенте. Известие о поражении не заставило его потерять мужество. Не слушая тех, которые советовали немедленное нападение на Понт, Лукулл продолжал двигаться вперед на понтийскую армию, оперировавшую в Азии, куда Митридат возвратился после победы при Халкедоне. Зная, какое решительное значение будет иметь его встреча с понтийским царем после такого разгрома, Лукулл выказал благоразумие великого полководца. Приблизившись к Митридату, он сперва постарался точно разведать о неприятельских силах и, узнав, насколько они превосходят его силы, решился не рисковать всем в одном сражении. Он отовсюду набирал какое только мог количество хлеба, нагружал его на мулов и лошадей, следовавших за легионами для перевозки багажа и палаток, и упорно шел за неприятелем шаг за шагом, не принимая сражения, каждый вечер замыкаясь в свой лагерь и стараясь внезапными кавалерийскими атаками мешать продовольствованию неприятеля. [353] Plut. Luc, 8.

Митридату только отчасти удалось организовать свою армию по римскому образцу. Несмотря на многочисленных италиков, принятых им на службу, и на введенные реформы, он был принужден и на этот раз начать кампанию с многочисленной и медлительною армией, продовольствование которой становилось все более случайным, более трудным, более несовершенным, по мере того как, углубляясь в Азию, он удалялся от понтийских портов Черного моря, куда его корабли подвозили хлеб из Крыма. Лампсакийский порт был, конечно, недостаточной помощью, а караваны хлеба, подвозимые по суше, шли так медленно и прибывали так неправильно, что армия часто оставалась без хлеба три или четыре дня. [354] Plut. Luc, 8; Арр. Mithr., 72. Таким образом Лукулл в короткое время, пользуясь замешательством, которое он вносил в и так уже несовершенное продовольствование врага, мог причинить столько затруднений неприятелю, что Митридат увидал себя принужденным возвратиться к своим провиантским базам, понтийским портам на Черном море. Однако покинуть провинцию Азию и надежду на обширное азиатское восстание, ограничиться защитой своей собственной страны означало уже признать себя наполовину побежденным. Не будучи в состоянии принудить себя к этому отступлению, гордый монарх пожелал еще раз испытать судьбу. Он задумал смелое предприятие — овладеть Кизиком, самым важным портом Мраморного моря, воодушевить таким образом в Азии свою партию и умирающую революцию и с силой возобновить в самой провинции военные операции против Лукулла, опираясь на большой соседний порт, где можно было выгружать зерно, привозимое из Понта. Однажды вечером он тихо снялся с лагеря, в то время, когда армия Лукулла спала, и форсированным маршем на заре прибыл к Кизику, который он хотел захватить врасплох. [355] Эти события довольно хорошо рассказаны Плутархом (Luc, 8,9), который, вероятно, передает рассказ Саллюстия. Алпиан (Mithr., 72, 73) менее ясен. Поход на Кизик, несмотря на его смелость, не заслуживает критики, которой подвергает его большинство современных историков. Митридату, кроме отступления, не оставалось ничего другого. Само положение объясняет его попытку. Аппиан (Mithr., 73) и Цицерон (Pro Mur., XV, 33) дают ему это же объяснение.