Валентин Алексеев - Варшавского гетто больше не существует

Гестапо присматривалось к оживлению подпольной деятельности в Варшавском гетто. Весной-летом 1942 г. по гетто прокатилась волна арестов и убийств по заранее подготовленным нацистами спискам. В ночь на 18 апреля были убиты 52 человека, принимавших то или иное участие в выпуске нелегальной прессы, а также ряд контрабандистов, работников подпольных пекарен и даже ставших по тем или иным причинам ненужными еврейских гестаповцев. Их трупы были выброшены на улицу. В мае немецкие органы безопасности уничтожили в Варшавском гетто еще 189 человек. На крышах и в подворотнях караулили переодетые под евреев немецкие жандармы. Немало людей арестовала и выдала немцам еврейская полиция. При попытке вынести из гетто типографское оборудование в руки нацистов попали Пинкус Картин и Самуэль Меретик. (Их выдал провокатор, бывший белогвардеец Киселев, назвавшийся представителем ППР с «арийской стороны». Перед казнью арестованные сумели предостеречь товарищей, и Киселев вскоре был застрелен у себя на квартире боевиками Гвардии Людовой.) 3 июля было объявлено о расстреле еще 110 евреев, в том числе десяти полицейских (как утверждалось в плакатах, — из-за вооруженной схватки между еврейскими рабочими и польской полицией на Восточном вокзале).

Репрессии, прокатившиеся и по гетто других городов Генерал-губернаторства, вызвали замешательство в подпольных организациях, в том числе и в Антифашистском блоке. В подполье стали говорить о предательстве, о недостаточной конспирации. Антифашистский блок резко снизил активность как раз тогда, когда Варшавское гетто вступило в самый тяжелый период своей короткой истории.

«Почему гетто не защищалось?» — спрашивали на «арийской стороне». В антисемитски настроенных кругах популярна была ссылка на непреодолимую трусость евреев. Утверждалось, что любые попытки привлечь их в Сопротивление, помочь вооружением и т. п. бесполезны.

От имени польских ученых-антифашистов профессор Станислав Оссовский предложил Адольфу Берману, перебравшемуся после нескольких побегов с умшлагплаца на «арийскую сторону» и написавшему по свежим следам очерк уничтожения гетто, проанализировать причины пассивности евреев.

Берман указал на царившую в гетто обстановку террора, на неравенство сил, на непонимание евреями намерений оккупантов, что способствовало распространению иллюзий. Люди любой национальности, оказавшись в подобном положении, не могли бы вести себя иначе, утверждал Берман. Деятель Бунда Леон Файнер — «Березовский» отмечал в письме члену польского Национального совета в Лондоне Зигельбойму также и роль юденрата, который просто парализовал активность населения гетто. Сказывалось, конечно, и чувство оторванности от мира, отсутствие надежд на помощь извне.

Михаил Борвич, пытавшийся вскоре после войны проанализировать эту проблему на фоне исследования движения Сопротивления в целом, замечает, что отпор оккупантам, как правило, могла дать та часть населения, которая еще не попала в жернова гитлеровской машины: против отправки в Германию боролись не те, кого уже отправили туда, а те, кто находился на родине; крестьяне из «усмиряемых районов» геройски дрались в партизанских отрядах, но обычно оказывались беспомощными, если враг заставал их в окружении семьи, среди безоружного гражданского населения. Подобная крайне неблагоприятная для борьбы ситуация была для евреев нормой.

Гитлеровцы почти всегда умели нанести удар внезапно и ухитрялись внушить своим жертвам, перед тем как их уничтожить, надежду на пощаду. История уничтожения еврейских гетто в Польше полна примеров такого рода. В некоторых случаях немцы давали обреченным всевозможные справки и пропуска, будто бы гарантирующие право на жизнь, чем создавали иллюзию «привилегированности» и раскалывали население гетто. В одном из провинциальных гетто немцы, начав «акцию» и перебив около тысячи человек, отпустили остальных, заявив, что произошла ошибка. Люди разошлись по домам, вернулись и те, кто успел было скрыться. Тогда гитлеровцы возобновили «акцию» и истребили всех до последнего человека.

Это вероломство, представлявшееся его жертвам виртуозным осуществлением продуманного заранее во всех деталях адского плана, было нередко попросту проявлением жестокой борьбы за власть между гитлеровскими вельможами (и подчиненными им ведомствами), борьбы, в которой вопрос о праве распоряжаться жизнью и имуществом евреев играл не последнюю роль. Так получалось, что Франк, пользовавшийся большим доверием Гитлера, оспаривал право СС учинять облавы на евреев без предварительного согласования с администрацией Генерал-губернаторства, а Гиммлер и его любимец Глобоцник, дерзко вторгаясь в пределы компетенции Франка, истребляли и тех евреев, которых гражданские власти намеревались оставить за собой.

Трагический опыт компрометировал в глазах еврейских масс общественную деятельность. Сколько усилий потрачено было на организацию больниц и детских домов, а в результате именно их обитателей отправили в газовые камеры в первую очередь. Как будто те, кто хотел помочь больным и детям, выполнили за немцев работу по сбору в одно место «непроизводительного элемента». Людей, готовых к отчаянному сопротивлению, зачастую сдерживал страх за близких: зная бесчеловечность врага и в то же время не до конца понимая его намерение поголовно истребить евреев, они опасались дать повод для новых жестокостей. Индивидуальные акты сопротивления были малорезультативны, к тому же свидетели этих проявлений человеческого достоинства, как правило, погибали, не успев никому рассказать об увиденном. Такие акты не причиняли врагу ни физического, ни морального ущерба и лишь давали палачам повод предстать героями перед начальством, получить награду, повышение и поощрение к новым свершениям в том же роде.

Нельзя сказать, что в Варшавском гетто не предпринимались попытки организовать сопротивление «операции Рейнхард». Вскоре после ее начала, 28 июля 1942 г., активисты различных партий, как входивших в Антифашистский блок, так и других, собрались на совместную конференцию, чтобы решить, что делать. Приглашены были представители подпольного архива, владелец мебельной фабрики Александр Ландау, человек, тесно связанный с Хашомер-Хацаир и посвятивший всего себя и все свои капиталы делу Сопротивления, Ицхок Гитерман, деятель Джойнта, помогавший деньгами движению Сопротивления.

Левартовский и руководители молодежных левых организаций — Цукерман («Антек») и Тененбаум («Тамаров») от Гехалуца, Х.Каплан от Хашомер-Хацаир — напомнили, что евреи в гетто Литвы и Белоруссии уже истреблены, и призвали противодействовать немцам всеми возможными средствами. Их поддержал Гитерман. Однако большинство было за политику выжидания. Бундовец Ожех пространно говорил, что война вступила в решающую фазу и вскоре будет создан второй фронт, что призыв к общему восстанию должен прозвучать, когда силы Германии будут ослаблены. Нужно проявить выдержку и ждать, когда обстановка созреет и польский рабочий класс призовет еврейские массы к совместной решительной борьбе. Без помощи же со стороны польского рабочего движения вооруженная акция не имеет надежды на успех. Оржех говорил: не следует впадать в шовинизм; гибнут не одни евреи, на смерть увезены и тысячи поляков. Это не означает, продолжал он, безропотного подчинения воле гитлеровцев, — надо призвать массы всячески укрываться от депортации.