Сергей Голубев - Русь между Югом, Востоком и Западом

Работорговля

Ослабленный многолетними внутренними противоречиями Киев должен был уступить место объединителя крепнущей и растущей Москве. Киев приходил в запустение. Естественный итог деятельности разбойничье-торговой «фактории», где главенствовали чужеземцы, варяги. Этих господ интересовали исключительно деньги и «престол». Вспомним, что они и в Киеве-то не сидели. С наступлением ноября варяги отправлялись в «полюдье», в «славинии» подданных, зиму живя за счет данников, а в апреле, когда таял лед на Днепре, возвращались в Киев. Тогда славяне пригоняли по рекам в киевскую крепость Самбатас ладьи-однодеревки из Смоленска, Чернигова, Вышгорода и Новгорода. Ученый-энциклопедист X века Ибн Русте сообщал о действиях киевских варягов: они «нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают в плен, везут в Хазаран (Хазарию) и Булкар и там продают». Сей дух был, в принципе, глубоко чужд народу-труженику, народу-земледельцу.

Понятно, почему «низшие рабочие классы», т. е. работоспособное население, уходило, как это мы видим и ныне в Украине, на запад или в центральные области России. Можно сказать, что их правовое и культурное мышление оказалось чуждо сознанию варягов: для варяга-разбойника отнять по-прежнему было намного проще, чем заработать своим трудом или купить. Вряд ли справедливо эти наклонности приписывать исключительно Киеву. Мы видели, что принцип господства грубой силы торжествует всюду, не только на Руси. Недаром в русском языке слово «варяги» несет негативный и откровенно презрительный смысл, означая «чужеземец, чужак, человек со стороны, которому абсолютно чужды интересы страны и ее народа». Земли на Руси все более обосабливались друг от друга. Декабрист М.С. Лунин, относясь критически к уверениям о наличии у народа «чувственной любви к государям», отмечал: «Разберем свидетельства исторические. Поколение Рюрика, утвердившееся коварством или насилием, сперва оказало услуги норманам духом завоеваний и водворениями, распространившими пределы страны. События этого времени ознаменованы бунтом древлян, половчан, радимичей и других племен и мщением, которое правительство излило на них. Уделы, заведенные норманнами, укоренились по смерти Владимира. Край раздробили; народ разделили на участки. Это устройство по своим последствиям было пагубнее ига монгольского. Силы края истощились в междоусобиях. Ум юного народа затих от постоянного действия раздробленного самодержавия. Народный дух, постепенно угасая, заменился равнодушием. Только Новгород и Псков устояли против общей заразы». Увы, ни Киев, ни Новгород, ни Псков (со всеми их вольностями и вечевыми традициями) не устояли против «заразы» сепаратизма.

М.С. Лунин

К тому же, и заведенный ими порядок деления и наследования власти оказался порочен. А.Е. Пресняков писал, что завещание Ярослава явилось своего рода компромиссом для примирения непримиримых начал: государственного и семей-но-династического, то есть попыткой «согласовать семейный раздел с потребностями государственного единства». Хотя Киев пытался выступить в роли «собирателя земель», соединив власть в руках трех Ярославичей, но их правление было недолгим. И нареченный Мудрым Ярослав стал последним из киевских владык, сумевшим прочно соединить в своих руках почти все земли между Балтийским и Черным морями. После его смерти держава стала дробиться меж беспрестанно множащимися Рюриковичами. Выделяются все новые княжества – Владими-ро-Суздальское, Галицко-Волынское, Новгородская земля, Москва. «Уже русы равнодушно смотрели на то, Олегович или Мономахович был на престоле киевском, ибо отдельные роды Мономаховичей, князья смоленские, дети Мстислава сделались врагами друг другу, так как и род Олеговичей явно делился на черниговских, новгород-северских князей. и потомков Всеволода. Повсюду были партии: одна сторона спорила за одного, другая за другого князя; даже народ сбирался на вечах, шумел и оспаривал князей», – писал Н. Полевой. Наконец, съехавшись в Любече, бездарные князья окончательно поделят Русь на уделы – спасительного единения так и не произошло (1097). Процесс был закономерен и шел до тех пор, пока не изжил себя полностью, пока обстоятельства не заставили народы и земли сплотиться перед лицом одной большой опасности или угрозы. Это чем-то напоминает другую, более близкую нам историческую ситуацию, когда в 1991 г. в Беловежской Пуще был расчленен Советский Союз на множество независимых «уделов» (причем оказались разделены три великих и славных славянских народа, которые веками создавали, скрепляли, отстаивали нашу страну). Основные черты русской этнической психологии свойственны в равной мере великорусам, белорусам и южнорусам, а потому нет, собственно, основания для их разделения (И.А. Сикорский). Это одна земля и единый народ! Неужто надобно явление новой страшной общей угрозы и беды, чтоб преодолеть нелепый, противоречащий смыслу истории раздел?!

Г. Ершов. Памятник в Любече. 1997

К концу существования великого княжения град Киев, по сути дела, стал некоей разменной монетой. Некоторые князья занимали киевский престол по 6–7 раз. Это уже напоминало самый настоящий балаган! К тому же власть в Киеве стали получать из чужих рук (у Орды или у Запада), что никак не способствовало ее авторитету и значимости. Распад Руси на удельные княжества, носивший поначалу легитимные формы, стал неуправляемым. Это был процесс в чем-то аналогичный былому распаду Западной, а уж затем и Восточной Римской империй. Реальную выгоду получали, хотя на короткий момент, удельные князья и бояре, которые не переставали дробить Русь на все более мелкие части. Если бы эта киевская сумятица продолжалась далее, в России, если бы не возобладала линия Калиты, Дмитрия Донского, великих московских князей, Ивана III, Российское государство не состоялось бы. Запад Руси ушел бы в католический европейский мир, к Литве, Польше, немцам, восток и юг – отошли бы к татарам, народы среднерусской возвышенности и прилегающих регионов постепенно растворились бы в неславянских стихиях истории. Были у линии ориентации на Запад и сторонники (князь Даниил Галицкий). Кстати говоря, он проводил космополитическую этнокультурную и миграционную политику, делая ставку как на славян, так и на западноевропейцев, на армян, евреев и т. д. Линия Даниила Галицкого, не князя и не царя, а короля, коронованного Римским Папой, была тогда по-своему логичной. Эта линия цивилизационной капитуляции, подразумевавшая принятие Русью католичества, создание на востоке буферных зон меж Западом и Степью (подобных Польше, балтийским рыцарским орденам) шла вразрез с интересами остальных земель Руси, которые в Европу, откровенно говоря, не очень-то стремились. Потому крах Киевской Руси стал не концом, а напротив, началом русской цивилизации.