Петр Люкимсон - Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

Тем временем Карл Брендт-Молет пытался, говоря языком разведчиков, «разбудить» завербованных накануне своего отъезда из СССР в Израиль «спящих» агентов. Но получалось у него это плохо: большинство из бывших советских евреев, которые в Москве вроде бы охотно шли на сотрудничество, наотрез отказывались «просыпаться» и начинать поставлять требуемую от них информацию. А между тем после разрыва дипотношений между Израилем и СССР в 1967 году информацию об Израиле КГБ мог получать только с помощью подобных агентов. В конце концов Карлу Брендту вроде бы повезло: трое из тех, с кем он встретился в Израиле, похоже, согласились на сотрудничество и даже предоставили кое-какую полезную информацию.

Но к этому времени Брендт-Линев уже знал, что израильские спецслужбы висят у него на хвосте. Он был слишком опытным разведчиком, чтобы не заметить слежку. Отпустив Джона Греграйба и дав ему денег на дорогу, Брендт переехал в фешенебельную герцлийскую гостиницу «Аркадия», очевидно, разгадав демарш израильских контрразведчиков, занявших смежный номер в «Гранд-Бич» и получивших таким образом возможность следить за каждым его шагом. При этом Брендт продолжал ездить по всему Израилю, несколько раз успешно отрываясь от агентов ШАБАКа и заставляя их немало понервничать.

«Пасти» его становилось все труднее, опасность того, что он вот-вот беспрепятственно покинет страну, с каждым днем увеличивалась, и хотя доказательств его шпионской деятельности было собрано относительно немного, руководство Общей службы безопасности решило запросить у премьер-министра Голды Меир [30]разрешения на его арест. Однако как раз в тот день, когда глава ШАБАКа Йосеф Хармелин [31]написал на имя Голды Меир соответствующую просьбу, премьер отправилась за рубеж. Оставшийся же ее замещать Игаль Алон [32]наотрез отказался дать «добро» на арест гражданина Австрии с безупречными документами: Алон опасался, что это может испортить и без того натянутые в тот момент отношения Израиля с этой страной. В отличие от Игаля Алона, Голда Меир не колебалась – вернувшись, она выслушала пятиминутный доклад Хармелина, после чего поставила свою подпись на протянутом начальником ШАБАКа листе.

Арестовать Карла Брендта-Молета было решено как можно тише, но перед этим Хармелин решил попытаться его «расколоть» – на основе своих, весьма примитивных представлениях о русских. По указанию Хармелина в номер к Брендту постучал сотрудник ШАБАКа и, держа в руках бутылку водки и банку черной икры, предложил ему выпить «как русский с русским». То, что это был чрезвычайно глупый, примитивный, ошибочный ход, Хармелин понял уже через несколько минут и отдал указание немедленно войти в номер Брендта-Молета и арестовать его. Однако когда сотрудница ШАБАКа под видом горничной постучала в дверь номера, а вслед за ней в него ввалилось еще несколько офицеров организации, было уже поздно: поняв, что произошло, Карл Брендт начал стремительно уничтожать имевшиеся у него бумаги, разрывая их на клочки и спуская в унитаз.

Именно в туалете его и застали сотрудники ШАБАКа, но застали слишком поздно: к этому времени «объект» уже успел уничтожить почти все компрометировавшие его документы, и прежде всего – данные о завербованных им агентах.

Теперь возможность продлить арест Брендта зависела исключительно от того, удастся ли вытянуть из него на первом допросе хотя бы тень признания того, что он является советским разведчиком. И ведение допроса было решено поручить молодому, совсем недавно поступившему на службу в ШАБАК Йосефу Гиноссару [33].

У него, безусловно, не было необходимого опыта подобных допросов, но зато он лучше других сотрудников знал русский язык – и данный фактор оказался решающим.

– Садитесь, пожалуйста, – обратился Йоси Гиноссар к Брендту на чистейшем русском языке. – Как гласит ваша пословица, в ногах правды нет…

– Я не понимаю, что вы говорите. Я даже не знаю, на каком языке вы говорите… Это какой-то из славянских? – ответил Брендт по-английски.

– Хорошо, вы можете меня не понимать, – спокойно продолжил Гиноссар по-русски. – Тогда просто слушайте. Как вы сами поняли, в течение всех последних недель мы вели за вами беспрерывное наблюдение. В связи с чем у нас накопилось достаточно данных… Может, все-таки сядете? Так будет удобнее для нас обоих…

– Ну, хорошо, – ответил Брендт по-английски. – Признаюсь, я действительно немного понимаю русский язык: в годы войны моя семья жила в Германии, и, будучи ребенком, я кое-что выучил у русских оккупантов. Однако, как я понимаю, из этого крайне поверхностного моего знания русского языка вы собираетесь сделать какие-то совершенно ошибочные выводы…

На самом деле признание Брендта означало, что плотина прорвана – в ней появилась узкая щель, и теперь Гиноссару оставалось только постепенно расширять ее.

Через некоторое время Карл Брендт-Молет, все еще настаивая на том, что он является ирландским бизнесменом австрийского происхождения, признался, что во время своего нахождения в Израиле выполнял «кое-какие деликатные поручения» своих «немецких друзей». Затем – что это были не совсем немецкие, а русские друзья, проживающие в Германии. И, наконец, Карл Брендт-Молет принял предложение Йосефа Гиноссара перейти на русский язык…

Последующие допросы Карла Брендта-Молета проводил уже Рами Швили на специально снятой для этого комфортабельной квартире в Северном Тель-Авиве. Швили говорил с Брендтом-Молетом «как профессионал с профессионалом» и вскоре знал о своем подследственном достаточно много.

Настоящее его имя было Юрий Линев, и он родился в 1938 году в крохотном городке под Ростовом. Еще в детстве школьные преподаватели обратили внимание на его выдающиеся способности к учебе, а в старших классах, несмотря на то что он продолжал получать отличные оценки по всем предметам, стало ясно, что наибольшие склонности он проявляет именно к изучению языков. Юным полиглотом заинтересовалось местное отделение КГБ, и накануне окончания 10-го класса его пригласили в это учреждение, сделав там ошеломленному юноше поистине сказочное предложение: по специальному направлению он поедет поступать в Московский институт иностранных языков, где на время учебы ему будут предоставлены опять-таки особая стипендия и особые условия проживания. А по окончании института он должен будет послужить Родине…

Нужно ли говорить, с каким восторгом мальчик из российской глубинки принял это предложение?! Мог ли он когда-нибудь мечтать о том, что будет жить и учиться в столице, да еще и с такими перспективами на будущее?!

– Поверь, дело было не только в карьере, – продолжал доверительно рассказывать Линев Швили. – Я – русский, я безумно люблю Россию, я вырос на определенных идеалах, в которые свято верю, и служить России и этим идеалам я посчитал за великую честь… Я понял, что вытащил самый счастливый билет, какой только было возможно. Дальше была служба в КГБ, работа в разных странах мира, и за эти годы я дорос до звания подполковника. Но учти: я никогда не служил в армии, а потому никогда не занимался военной разведкой. Моя специализация – это политическая и экономическая разведка. И именно этими вопросами я занимался в вашей стране…