Петр Люкимсон - Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

Выдвинутое против него обвинение было откровенно сфабриковано и не имело под собой совершенно никакой почвы: Шефтер не только никогда не работал на израильскую и американскую разведки, но и был убежденным коммунистом, горячим патриотом Болгарии, крайне далеким от своих еврейских корней. Вскоре стало понятно, кому и для чего понадобилось инспирировать процесс над Шефтером: СССР – опять-таки при немецком посредничестве – предложил Израилю обменять Шефтера на Линева. Весь расчет в данном случае строился на том, что Израиль из сентиментальных соображений не захочет допустить казни ни в чем не повинного еврея. Но подобные сантименты взыграли только у Голды Меир: на очередном совместном заседании правительства и спецслужб большинством голосов предложение Советского Союза было отклонено. Вольфгангу Фогелю было сообщено, что Шефтер никогда не был израильским разведчиком, а потому Израиль совершенно не заинтересован в его освобождении. В обмен на подполковника КГБ Юрия Линева он вновь требует освободить всех или большую часть участников операции «Свадьба».

СССР, в свою очередь, повторил, что считает требование Израиля совершенно неприемлемым.

И все жене без вмешательства все той же стоявшей в те дни на пороге отставки Голды Меир – соглашение было достигнуто. В обмен на Юрия Линева Израиль получал осужденную на длительный срок заключения за попытку угона самолета первую жену Эдуарда Кузнецова Сильву Залмансон, а также… никогда в жизни не думавшего о переезде в Израиль Гейндриха Шефтера.

Залмансон была освобождена из тюрьмы 14 августа 1974 года, а спустя три дня на границе между Западным и Восточным Берлином был произведен обмен Линева на Шефтера. Согласно уговору, по два офицера ШАБАКа и «Моссада» вместе со своими подопечными подошли к назначенному месту и, не доходя до него 25 метров, держа их обоих под прицелом своих пистолетов, дали им указание двигаться вперед. На самой границе между Западным и Восточным Берлином Шефтер и Линев встретились, пожали друг другу руки и пошли дальше…

По возвращении в Москву Юрий Линев написал подробный и правдивый отчет о том, что с ним произошло в Израиле, и его поведение (особенно то, что он сдал своих агентов) было признано «недостойным советского офицера».

После суда офицерской чести Юрий Линев был отчислен из органов, разжалован и лишен права на офицерскую пенсию. Ему было запрещено жить в Москве, и он вынужден был уехать в небольшой городок на Украину. При этом его честно предупредили, что если он не будет держать язык за зубами, то КГБ сумеет найти способ заставить его замолчать.

Эта его вынужденная ссылка закончилась только в 1991 году – после распада СССР. Сразу после знаменитого совещания в Беловежской Пуще Линев вместе с женой получил разрешение выехать в Австрию, где он, по слухам, стал владельцем небольшого, но вполне успешного бизнеса – то ли фотомагазина, то ли агентства, оказывающего страховые услуги. В середине 90-х годов он вновь побывал в Израиле и даже дал несколько интервью израильским журналистам. В одном из них Линев признается, что с ним произошло то же, что происходило со многими разведчиками, направленными на работу в Израиль: он влюбился в эту страну и даже одно время подумывал о том, чтобы переехать сюда на постоянное место жительства и купить уютный домик в Цфате. Но тут нашлись некие силы, которые известили Юрия Линева о том, что его бывшее начальство не возражает против его жизни в Австрии, но вот переезд в Израиль считает нежелательным.

И бывший подполковник КГБ понял, что он никогда не сможет стать хозяином маленького уютного домика в Цфате.

Не судьба!..

Идея написать большой очерк о Маркусе Клингберге пришла в голову автору этой книги еще в 1994 году, когда адвокат Клингберга Авигдор Фельдман вновь поднял вопрос о его досрочном освобождении по состоянию здоровья. Мне удалось найти телефон близкого друга доктора Клингберга, затем встретиться с Авигдором Фельдманом, но ни первый, ни второй не захотели обсуждать подробности его дела.

– Я не говорю, что он невиновен, и вообще не хочу сейчас ворошить прошлое, – сухо сказал Авигдор Фельдман. – Я лишь утверждаю, что в настоящее время он не представляет никакой опасности для страны, что он тяжело болен и может быть освобожден по гуманным соображениям.

Прошло еще четыре года, прежде чем Маркус Клингберг вышел на свободу по состоянию здоровья: спецслужбы не желали забыть и простить совершенное им преступление. И значит, ворошить прошлое все-таки стоило…

…Возможно, мир вообще ничего не узнал бы о деле Клингберга, если бы не австралийский журналист Питер Прингель, работавший сразу в целом ряде престижных австралийских, американских и английских изданий. Летом 1985 года его вызвал к себе редактор элитарного журнала «Атлантик Ментали» и предложил провести для его журнала детальное журналистское расследование.

– Ты любишь такие дела, Питер, – сказал он, протягивая Прингелю гаванскую сигару. -

Я предлагаю тебе написать о кислотных дождях, но не так, как об этом писали до сих пор! Как ты, наверное, слышал, совсем недавно под Оренбургом выпал такой дождичек, вследствие чего сотни людей умерли и тысячи оказались в больнице.

В Пентагоне и в ЦРУ уверены, что дождь был не случайным и речь идет о новом биологическом оружии русских, которое они уже в свое время испытывали во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже.

И под это дело наши военные, разумеется, пытаются выбить новые бюджеты на исследования. Но есть ученые, которые убеждены, что те смертоносные дожди в Азии были порождены некой цепочкой естественных причин, то есть все дело было в ужасной, но все-таки банальной естественной эпидемии. Хорошо было бы, если бы ты выяснил, кто из них прав и не хотят ли наши вояки под предлогом советской угрозы вновь залезть в карман налогоплательщика…

Прингель с энтузиазмом взялся за новое дело.

Переворошив груду литературы по этому вопросу, он стал искать специалиста, который мог бы прокомментировать самые противоречивые мнения, и кто-то из американских ученых порекомендовал ему встретиться с заместителем директора Института биологии в Нес-Ционе доктором Маркусом Клингбергом.

Спустя несколько дней Питер Прингель уже был в Израиле, где намеревался лично встретиться и переговорить с маститым ученым. Он без особого труда нашел телефоны его близких друзей и коллег, а затем и телефон самого Клингберга, но странное дело – как только он называл имя Маркуса Клингберга и говорил, что хочет с ним побеседовать, собеседники отказывались продолжать с ним разговор.