Петр Люкимсон - Разведка по-еврейски: секретные материалы побед и поражений

Что касается третьего разведчика – Александра Мехти, то его в 1988 году арестовать не удалось, хотя именно он и интересовал ШАБАК больше всего. Приехав в Израиль в 1980 году, Мехти устроился, пройдя все необходимые проверки, инженером на предприятие израильского концерна «Авиационная промышленность», занимающегося модернизацией американских боевых самолетов. Мехти исправно передавал в Москву все, что узнал об израильской боевой авиации, а затем в 1982 году, разочаровавшись в жизни в Израиле, вернулся в СССР.

Однако в 1990 году Александр Мехти снова появился в стране вместе со своей семьей в качестве нового репатрианта. Его начальство из КГБ даже не удосужилось сообщить своему, пусть и бывшему, агенту, что иерусалимский резидент оказался перебежчиком, выдал списки агентов и потому Мехти никак нельзя было появляться в Израиле. В результате ничего не подозревающий Мехти вернулся на историческую родину и был арестован в 1992 году: еще два года за ним велось наблюдение, чтобы понять, продолжает ли он заниматься разведдеятельностью.

Учитывая, что речь шла о достаточно давнем преступлении, суд приговорил Александра Мехти к 7 годам тюремного заключения.

По признанию отставного генерала КГБ Олега Калугина, побег в США Александра и Анны Ломовых, а также выдача ими агентов в Израиле стали довольно чувствительным ударом и по самолюбию, и по работе КГБ. В ШАБАКе, узнав об этом, только довольно потерли руки.

Читателю наверняка интересно и то, как сложилась судьба Анны и Александры Ломовых. Что ж… Американцы выполнили взятые на себя обязательства: супругам была выплачена крупная сумма денег, выправлены новые документы, после чего они с дочкой поселились под вымышленными именами неподалеку от Вашингтона. Обоим была найдена хорошо оплачиваемая работа, и, наконец, за счет ЦРУ им были предоставлены услуги одного из самых высокооплачиваемых в США психологов, специализирующегося на разрешении семейных конфликтов. Увы, помогло это мало – через полтора года Ломовы развелись, и каждый сам стал строить свою судьбу…

…Весной 1974 года на конспиративной квартире КГБ в Дрездене встретились два внешне совершенно непохожих человека.

Один из них представлял собой типичного представителя семитской расы: полноватый, с большим носом, с чуть неправильным прикусом и карими глазами с поволокой, он был живым воплощением того самого типа еврея, с которого в свое время списывали персонажей карикатуристы нацистской Германии.

Второй, напротив, был подтянутым, худощавым блондином с невыразительной, но в то же время весьма типичной внешностью славянина, и потому тоже выглядел чужаком на дрезденских улицах. Первому из собеседников еще предстояло стать миллионером, владельцем роскошных вилл и престижных спортивных команд, а второй вряд ли представлял, что судьба уготовила ему главную роль в судьбе независимой России. Этих двоих в тот момент вообще мало занимало будущее – их интересовало настоящее…

Молодой офицер КГБ не скрывал от своего визави – гражданина Израиля Шабтая Калмановича, что ему поручено «разбудить» его после трехлетней «спячки» и напомнить о взятых им некогда на себя в Москве обязательствах. Но уже самим фактом своего появления на этой квартире Шабтай Калманович подтвердил, что он помнит о своем «долге» перед социалистическим отечеством.

Они разошлись в целом довольные друг другом. Шабтай Калманович вышел из особняка, где располагалась конспиративная квартира, унося в кармане 3 000 долларов и поручение еще глубже проникнуть в политические кулуары Израиля, а также раздобыть как можно больше достоверной информации о деятельности Общей службы безопасности Израиля и Бюро по связям с евреями СССР и Восточной Европы «Натив» [38].

У молодого офицера на память о беседе осталась ее магнитофонная запись, содержащая весьма любопытные сведения как о ситуации в Израиле, так и о личной жизни некоторых израильских политиков, которые при случае можно было использовать для их шантажа. Шабтай Калманович казался ему весьма перспективным агентом, и, похоже, в своей оценке офицер не ошибся. На протяжении всех последующих лет – вплоть до своего ареста в 1986 году – Шабтай Калманович исправно поставлял советской разведке различную информацию об израильской армии, спецслужбах, политических деятелях и т. д., достоверность которой не вызывала никаких сомнений. И хотя спустя годы он будет настаивать на том, что своей деятельностью не нанес особого ущерба Государству Израиль, материалы хранящегося в Общей службе безопасности (ШАБАКе) его дела, увы, упрямо свидетельствуют об обратном.

Шабтай Калманович родился в 1947 году в Каунасе, который многие еще по привычке долго называли Ковно.

Родился, как принято писать, в интеллигентной еврейской семье: его отец был заместителем директора знаменитого завода «резиновых изделий», а мать – главным бухгалтером местного мясокомбината. Несмотря на то что внешне супруги Калманович вели жизнь обычных совслужащих, дома они стремились сохранить осколки того мира, к которому когда-то принадлежали: со своими детьми они говорили на идише и пытались соблюдать какие-то еврейские традиции. Жизнь Ханоха и Мины Калманович круто изменилась в 1959 году, когда они решились в первый раз подать просьбу разрешить им выехать на постоянное жительство в Государство Израиль и получили отказ. Вновь и вновь Калмановичи подавали просьбу о выезде и вновь наталкивались на отказы.

К счастью, в Литве к еврейским «отказникам» относились куда более терпимо, чем, скажем, в России или на Украине. Да, Шабтая Калмановича исключили из пионеров. Да, ему отказали во вступлении в ряды ВЛКСМ. Но при этом он благополучно окончил школу и поступил в местный политехнический институт на факультет автоматизации производства. Впрочем, поработать по специальности ему так никогда и не довелось: сразу после окончания института Калманович был призван в армию, где на молодого солдата – сына «отказников» – мгновенно обратили внимание «компетентные органы».

И настал день, когда он был вызван на «дружескую беседу» с офицером КГБ. Это была обычная, рядовая встреча, в ходе которой «гэбист» напоминал своему собеседнику о том, что тот все-таки был выращен и вскормлен социалистическим отечеством, воспитывался в советской школе и потому просто не хочется верить, что такой симпатичный молодой человек окончательно отравлен ядом сионизма. Дальше следовало предложение «по-дружески» сообщать ему время от времени, кто из его сослуживцев-евреев ведет «антисоветские разговоры», а в обмен предлагались различные послабления по службе и «доброе отношение» офицеров.