Михаил Петров - Адмирал Ушаков (Боярин Российского флота)

— Но еще не успел подойти наш шлюп "Шпицберген".

— Ждать не будем, шлюп найдет нас у Лиссабона.

Едва эскадра, потрепанная жестоким штормом, с рваными парусами, двинулась вверх по реке, как в море показались военные корабли под английскими вымпелами. Было похоже, что они тоже искали убежища от шторма. Но кем они теперь были по отношению к русским — нейтральной стороной или открытыми врагами? С тех пор как эскадра оставила Корфу, прошло более месяца, за это время в отношениях между странами могли произойти всякие изменения. На всякий случай Сенявин решил быть от англичан подальше и приказал прибавить парусов, чтобы быстрее прибыть в Лиссабон.

В прошлый раз, когда по пути в Средиземное море Сенявин заходил в португальскую столицу, здесь стояла королевская эскадра. Но теперь ее не оказалось. У пристани виднелись только привязанные к сваям лодки да мелкие одномачтовые суденышки.

— Странно, — проворчал Сенявин, — куда могла деваться в такой шторм эскадра?

Арапова португальская эскадра не интересовала. Его интересовал сам город. Расположенный на северном берегу эстуария, Лиссабон имел ровную плоскость только в центре, а дальше от центра дома располагались ярусами на склонах возвышенностей, составляя вместе нечто, напоминающее античный амфитеатр.

На берегу толпилась масса народа. Португальцы с любопытством смотрели на русские корабли, но плыть к ним не решались. Ничем не проявляло себя и портовое начальство. Ни привета, ни протеста.

— Слушай, Макаров, — обратился Сенявин к флаг-офицеру, — возьми с собой матросов и плыви в город. Найдешь там русского представителя Дубачевского и узнаешь обстановку.

— Но я не знаю португальского, — возразил Макаров.

— Зато лопочешь по-испански, а испанцев тут понимают.

Макаров не стал брать матросов, а поплыл в город один. Вернулся он только на второй день. Цел, невредим, но мрачен. Уж такие узнал новости, нечему было радоваться. Первая новость: португальской эскадры нет в Лиссабоне потому, что она повезла в Бразилию королевскую семью и всех министров, которые уплыли туда в страхе быть захваченными французскими войсками. Вторая новость: французские войска под командованием генерала Жюно продвигаются в глубь Португалии и вот-вот должны появиться в Лиссабоне. Третья новость, пожалуй, самая важная: император Александр I еще в октябре провозгласил декларацию о разрыве отношений с Англией, следовательно, английский флот теперь может в любой момент атаковать русские корабли…

Едва Макаров закончил свое сообщение, как из устья реки вернулся катер, который Сенявин посылал узнать о судьбе отставшего шлюпа. Командир катера доложил, что шлюп «Шпицберген» захвачен английскими судами, ставшими на якорь в устье Тахо. Силы англичан: десять больших линейных кораблей и несколько судов поменьше.

Сенявин нервно заходил по каюте. Все ждали его решения. Но что он мог придумать, когда эскадра оказалась в такой мышеловке? Закрыть глаза на декларацию Александра I и попытаться войти в переговоры с английской эскадрой, блокировавшей устье реки? Но англичане наверняка потребуют капитуляции. Безумной окажется и попытка прорваться в море силой. При наличии значительного превосходства англичанам не составит большого труда пустить на дно все русские корабли.

И так плохо и эдак плохо, а что-то делать надо!

— Какое же примем решение? — после долгой паузы спросил Макаров.

Сенявин походил еще немного и ответил:

— Торопиться не надо, подождем. Во всяком случае, мы должны сделать все, чтобы уберечь эскадру от гибели.

Уже более года находился Ушаков в отставке, а чувство покоя, чувство смирения со своим положением не приходило. Он все еще жил в смутной мятежности, в ожидании чего-то обязательного, долженствующего дать новый поворот в его жизни. С этим чувством он ехал в Севастополь, это чувство не покинуло его и после возвращения домой.

В обратной дороге он находился без малого месяц, измучился. И все ж, когда добрался до Алексеевки, а приехал поздно вечером, он вместо опочивальни пошел в рабочий кабинет, потребовав к себе газеты, поступившие за время его отсутствия. Темниковская глушь не смогла унять в нем тягу к печатному слову газет.

Прежде всего он стал искать сообщений о судьбе эскадры Сенявина. Но таковых не оказалось. Газеты умалчивали также о переговорах с Турцией после заключенного с нею перемирия. Зато много писалось о сражениях со шведскими войсками.

Война со Швецией началась через полгода после Тильзитского мира и, как догадывался Ушаков, не без подстрекательства со стороны Наполеона, желавшего отколоть Швецию от Англии, с которой та находилась в союзе. На первых порах русским войскам сопутствовали одни только успехи. Имея превосходство в силах, они заняли ряд городов, почти всю территорию Финляндии, Аландские острова, а также остров Готланд. Но потом шведы, получив подкрепление, остановили русских и даже заставили их отступить. Шведский флот вернул Готланд и Аландские острова.

Известия о неудачах русских на море вызвали в Ушакове досаду. Даже человеку, плохо сведущему в военном деле, нетрудно было понять, что неудачи эти могли произойти только из-за неактивности русских военно-морских сил. Имей на своей стороне сильный флот, армия, несомненно, смогла бы удержать за собой захваченные острова. Но в Петербурге на флот не рассчитывали, там надеялись только на инфантерию. "В сильном флоте… ни надобности, ни пользы не предвидится…" — вспомнились Ушакову строки из доклада царского комитета по образованию флота. Вспыхнув гневом, отбросил газеты.

— Дураки!.. Какие же там тупицы!..

Он лег поздно и, хотя был очень измучен, долго не мог заснуть. Думал о Российском флоте, о равнодушных к его судьбе сановниках, взявшихся по поручению императора «разработать» меры "к извлечению флота из настоящего мнимого его существования к приведению оного в подлинное бытие". И хватило же кому-то бесстыдства написать "мнимого существования!". Можно подумать, что флота Российского до этого не существовало вовсе — не было Гангута, Чесмена, Калиакрии, не было Корфу…

"Дураки! Дураки!" — ворочаясь в постели, мысленно ругал он Мордвинова, фон Дезина, Траверсе и им подобных бездарностей, по воле императора сделавшихся вершителями судеб Российского флота.

После возвращения из Севастополя Ушаков оставался в Алексеевке, никуда более не выезжал, не показывался даже в Темникове и Санаксаре. Но однажды к нему пришел человек от настоятеля монастыря. В присланной записке отец Филарет выражал свое недоумение тем, что благочестивый адмирал, к имени которого монашеская братия питает особое почтение, не появляется более в монастыре. Он просил не забывать своих друзей, навещать их, они же всегда будут рады встрече с ним. Ушаков рассудил, что забывать о монастыре, где покоится прах близкого ему человека, конечно же нельзя, и решил пойти туда в ближайшее воскресенье, побыть на утреннем богослужении.