Лев Колодный - Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

Этот синий автозаправочный комбинезон запечатлен и в стихах:

"…Зураб Церетели в комбинезоне

как меч целовал

эту медь бирюзовую".

Как видим, дважды в коротком тексте поэт отдает дань "фантастической энергии" и "фантастической судьбе" соавтора. Вот эта энергия, помноженная на талант, на "фантастическое воображение", позволяла сплетать в чудные образы кольца и буквы, мифических и реальных персонажей, людей и зверей. Фантазия позволила создать так много дивных образов на необъятном пространстве, охватывающем города, страны и континенты.

Архитектор-поэт помог подобрать цитаты русских и грузинских классиков, посвященных дружбе Грузии и России. Их отлили в бронзе на 16 картушах с именами и строчками Руставели, Чавчавадзе, Николадзе, Пушкина, Лермонтова, Есенина… На одном из картушей увековечены строки Бориса Пастернака:

Мы были в Грузии.

Помножим

Нужду на нежность,

Ад и рай,

Теплицу льдам

Возьмем подножьем,

И мы получим

Этот край.

И мы поймем,

В столь тонких дозах

С землей и небом

Входит в смесь

Успех и труд,

И долг и воздух,

Чтоб вышел человек

Как здесь.

15 картушей на медных листах приварили за несколько дней до официального открытия. Доску со стихами Пастернака не прикрепляли к постаменту до последнего момента, опасаясь, что ее заставят убрать. Спустя четверть века после гонения на поэта его имя предавалось в Москве забвению, стихи не публиковались, он находился в черном списке власти, не прощавшей поэту публикацию за рубежом романа "Доктор Живаго". У Церетели был свой взгляд на Пастернака, он его выразил в бронзе, доступным ему методом.

Только когда по телефону сообщили, что к площади приближается кортеж правительственных машин, Зураб дал знак сварщикам. Они поставили власть пред свершившимся фактом. Доска с отлитыми на века строчками Пастернака знак гражданского поступка. Стихи Пастернака зачеркнул секретарь ЦК КПСС Суслов, когда утверждал представленные ему поэтические тексты для картушей памятника. За такой мемориал могло не поздоровиться своевольному монументалисту. Он, конечно, тогда не рисковал изгнанием из страны, как Пастернак, время наступило другое. Но остаться без заказов, лишиться права выезда за границу мог вполне — это точно.

— На одном из картушей я дал стихи Бориса Пастернака, хотя в то время о нем слово доброе нельзя было сказать. Суслов запретил. Но я все же взял на себя смелость. Московская интеллигенция, многие писатели тогда меня благодарили.

Еще одна вольность, допущенная Зурабом, хорошо видна с неба, откуда монумент выглядит Крестом. "Обелиск представляет в плане конструктивно обоснованный и пластически выразительный крест (длина ветвей около 2,5 метров), грани которого покрыты горельефом", — так оправдывал искусствовед в статье "Монумент Дружбы" появление в Москве Креста. И только автор знал, что тому была иная причина, потому что в его понимании русских и грузин сроднили вера, христианство, православие.

На открытии монумента приехали члены Политбюро. Черные машины заполнили пространство площади. Вышли министр иностранных дел Громыко, назвавший Зураба "главным художником МИДа", вышел главный идеолог Суслов, чуть было не воспрепятствовавший проекту в США, вышел Гришин, первое лицо Москвы, хорошо знавший автора. Вышел Устинов, министр обороны, заказавший вскоре Церетели два панно для Генерального штаба… К тому времени Брежнев умер. Хворавший Андропов, Генеральный секретарь ЦК КПСС, не смог приехать вместе со всеми.

Эти люди развязали несправедливую войну в Афганистане. И, сами того не зная, подписали смертный приговор СССР. Через год умер Андропов. Вслед за ним скончался Черненко, тяжело больной пожилой человек, избранный Генеральным секретарем ЦК партии. Над страной раз за разом раздавались траурные гудки заводов и фабрик. Со времен смерти Ленина таким образом выражалась всеобщая скорбь. За печалью в лицах в душе людей таилась радость и надежда на лучшие времена, конец войны в Афганистане, достойную жизнь без дефицита и очередей.

Конец пятой главы

При советской власти между Москвой и Тбилиси самолеты летали регулярно по одиннадцать рейсов в день. Дорога длилась два с лишним часа. В кресле самолета наступал отдых. На борту воздушного корабля никто не звонил, не обращался с просьбами, никто не тревожил во сне…

Тогда, в начале 80-х годов, Зураб посадил во дворе киностудии в Тбилиси еще одно "Древо жизни", вернувшись к волнующему его с молодости сюжету. Образы "Древа мирового", "Древа жизни", "Древа смерти", "Древа познания" созданы в мифологии и искусстве. О таком древе рассказывает Библия в первой книге Моисея: "И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и древо жизни посреди рая, и древо познания добра и зла". (Бытие, 2, 9). Образы древа увековечены в эпосах и поэмах, росписях гробниц древнего Египта, рукописях, украшенных миниатюрами, они есть на гравюрах и картинах.

Невысокое, три метра высоты, тбилисское "Древо жизни" в киностудии похоже на пышный куст, ставший гнездом для райских птиц. Из него восходит Солнце, похожее на зубчатое колесо, еще один излюбленный символ художника…

В 80-е годы в общественном сознании пробудился интерес к истории, архитектуре прошлого, к памятникам культуры. Ни у кого больше не поднималась рука снести здания минувших веков, храм, колокольню, как это практиковалось со времен Сталина.

Церетели возглавил группу известных грузинских архитекторов и художников, которым власти города поставили задачу возродить образ старого Тбилиси. Чем он и занялся, воссоздавая ограды скверов, утраченный декор фасадов, уличные фонари. Ему поручили выполнить интерьер ресторанов, известного в городе магазина фруктовых вод Лагидзе. Тогда же создал два фонтана. Один — перед высотной гостиницей «Иверия». Другой — у здания ЦК партии.

"Очень декоративен фонтан перед административным зданием в Тбилиси, сделанный в начале 90-х годов", — так, не называя прямо о каком здании речь, академик Швидковский описывает фонтан, который забил перед высотным домом ЦК компартии Грузии на проспекте Руставели. Этот фонтан не похож на все, созданные в прошлом другими монументалистами и самим Церетели. Гроздь золотых шаров поднялась над бассейном-чашей. Они под цвет стен здания, облицованных золотистым камнем, напоминающим иерусалимский. На большой шар, как на "Древо жизни", уселась стая голубей. Спустя десять лет бронзовые птицы услышат, как свистят пули и рвутся снаряды на проспекте Руставели.