Геннадий Левицкий - Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Как мы помним, в 1-ю Пуническую войну царь Гиерон II перешел на сторону римлян. В благодарность Рим оставил независимость Сиракузам, правда, в несколько урезанном виде. Осенью 216 года до н. э. верный союзник Рима 90-летний царь Гиерон умер. (Он правил Сиракузами 54 года; сумел сохранить трон и независимость, находясь между молотом и наковальней – Римом и Карфагеном.) Его внук наследовал трон Сиракуз, но не мудрость деда. Молодой царь решил увеличить свои владения на Сицилии с помощью карфагенян. Гиероним вступил с ними в союз и вместе с карфагенской эскадрой напал на римский флот.

Так что выгоды от Каннской победы для Ганнибала были весьма реальны. Именно Канны позволили Ганнибалу еще 13 лет сражаться в Италии, утоляя свою ненависть к Риму, которая досталась ему от отца – Гамилькара Барки.

Потери римлян в первые годы войны были огромны. После знаменитой битвы Магон (брат Ганнибала) отправился в Карфаген и доложил сенату о ходе войны в Италии: «Тот (Ганнибал) сразился с шестью военачальниками – из них четыре были консулами, один диктатором и один начальником конницы – и с шестью консульскими войсками; врагов убито было больше 200 тысяч, а в плен взято больше 50 тысяч; из четырех консулов двое были убиты, один ранен, а еще один потерял все войско и едва убежал с отрядом в 50 человек» (Ливий). Едва Вечного города достигли первые вестники из-под Канн, стало ясно, что «уже нету у Рима ни лагеря, ни полководца, ни солдата; что Ганнибал завладел Апулией, Самнием, да уже почти всей Италией» (Ливий).

И все же римляне продолжали быть верными самим себе; даже после страшнейшего поражения римская гордыня осталась несокрушимой. Римский сенат совершил поступок, казавшийся и вовсе безрассудным в данной ситуации, – он отказался от своих легионеров, оставшихся в живых после Канн. Когда Ганнибал предложил выкупить пленных, родственники несчастных обступили здание сената и заявляли, что каждый из них выкупит родных за собственные деньги – государству это не будет стоить ни асса. Сенат отверг предложение карфагенян, хотя большинство сенаторов имели родственников среди попавших в плен.

Одного из римлян карфагеняне послали в сенат для переговоров о выкупе. Под каким-то предлогом этот пленник счел себя свободным от клятвы, данной карфагенянам, и остался в Риме. «Когда об этом донесли сенату, все решили схватить его и под стражей препроводить к Ганнибалу». Ливий пишет, что никогда ни одно государство не ценило пленных ниже, чем Рим. Римский легионер должен либо победить, либо умереть – третьего не дано. Поэтому 10 тысяч граждан и союзников были сознательно обречены на муки рабства и смерть.

Аппиан уточняет: «Некоторых из пленных Ганнибал тогда продал, некоторых же, охваченный гневом, велел убить, запрудил их телами реку и по такому мосту перешел через нее. Всех же, кто принадлежал к сенаторам и вообще к знатным, он заставил вступить друг с другом в единоборство, отцов с сыновьями, братьев с братьями, не упуская ни одного случая проявлять презрительную жестокость, причем ливийцы стали зрителями этого зрелища».

Римляне наказали и своих дезертиров – тех, кто бежал с поля битвы; их отправили до окончания войны на остров Сицилию. Трус не имел права защищать родину. А один участник каннской катастрофы удостоился небывалых почестей. Это был Гай Варрон – консул, бездарно проигравший сражение и спасшийся благодаря быстроте и выносливости своего коня, но не меча. Когда он вернулся в Рим, сенаторы вышли навстречу горе-консулу и благодарили его за веру в спасение отечества; за то, что Варрон сохранил, по сути, лишь собственную жизнь. Исследователи склоняются к тому, что подобной демонстрацией сглаживались противоречия между сенатом и плебсом. Напомним, что Гай Варрон был плебейским избранником. Наверное, жизнь консула была неким символом, много значившим для римлян.

Можно назвать шаги римлян неразумными, можно обвинять их в жестокости по отношению к собственным гражданам, но благодаря героической твердости государство выстояло. И самый последний римский гражданин понял, что не будет иного спасения, кроме победы.

«Римляне перевели дух и словно выбрались из царства мертвых, – пишет Флор. – Не было оружия – его взяли из храмов. Не было молодежи – для военной присяги освободили рабов. Обеднела казна – сенат добровольно внес в нее свои богатства. Себе не оставили ничего, кроме золота в буллах и кольцах. Примеру сената последовали всадники, им подражали трибы. А когда в консульство Левина и Марцелла вносились в казну богатства частных людей, для записи едва хватало таблиц и рук писцов».

Почти каждая римская семья надела траурные одежды по убитым под Каннами родственникам. Пришлось отменить ежегодный праздник, ибо скорбящим не дозволено его справлять. Однако римские боги требовали поклонения и радостных лиц; приближались другие празднества. Срок оплакивания павших по сенатскому постановлению был ограничен – 30 дней.

Риму необходимо было вновь создавать войско. Согласно объявленному набору на службу брали юношей с 17 лет, а некоторых и моложе. Из них образовали 4 легиона и отряд всадников в тысячу человек. От союзников и латинов потребовали воинов в соответствии с договором. Граждан катастрофически не хватало. И тогда Рим прибег к неслыханной мере: 8 тысяч молодых сильных рабов выкупили на волю и вооружили за государственный счет. Наконец, издали указ об освобождении лиц, совершивших уголовные преступления; с несостоятельных должников снималась задолженность. Условие такой милости было одно: представители этих низших категорий должны пойти в солдаты; им выдали трофейное галльское оружие. Таким образом, войско римлян увеличилось еще на 6 тысяч человек.

Война продолжалась. Ганнибал и Рим оказались достойными противниками. Было ясно: борьба между ними станет долгой и упорной.

После Канн римляне воевали более осмотрительно. Они уже не рисковали доверить легионы, собранные с трудом, случайным консулам. По-иному стали относиться соотечественники к осмеянному Фабию Максиму Кунктатору, который изобрел, по выражению Флора, «невиданный путь к победе над Ганнибалом – не сражаться».

Новая римская тактика была чем-то средним между медлительностью Кунктатора и опрометчивостью Варрона. Римские военачальники, как пишет Моммзен, «вступали в бой лишь тогда, когда победа сулила серьезные результаты, а поражение не угрожало гибелью».

Наиболее успешно боролся с Ганнибалом после Канн Марк Клавдий Марцелл. По словам Плутарха, «он был опытен в делах войны, крепок телом, тяжел на руки и от природы воинственен, но свою неукротимую гордыню обнаруживал лишь в сражениях, а остальное время отличался сдержанностью и человеколюбием».