Лев Рубинштейн - Повести

Он налёг на вёсла и подвёз Жанно поближе к картине. На бронзовой доске выпукло было представлено сожжение неприятельского флота при Чесме: корабли с падающими мачтами, пламя в виде завитушек, бомбы, летящие над флотом, и взволнованная вода.

— Это при покойной царице было, — добавил Панька, — а сейчас извольте, ваше благородие, выйти на берег и осмотреть Малую Ростральную колонну.

Малая Ростральная колонна стояла на северной стороне пруда.

— Называется Морейская, — объяснил Панька, — поставлена в честь его сиятельства графа Орлова. За военные заслуги.

Жанно привезли в Царское Село одним из первых. Не все лицейские ещё собрались. Дядя Рябинин сдал Жанно на руки директору Малиновскому. Директор жил в отдельном домике с высеченным на нём гербом Лицея. Там были изображены сова, лира, свиток и два венка — дубовый и лавровый. Внизу было написано: «Для общей пользы».

Директор сказал, что сова обозначает мудрость, лира — словесность, свиток — науки, а венки — награды достойным воспитанникам.

У директора было темноватое длинное лицо и рассеянный взгляд. Он посмотрел на Жанно задумчиво и положил ему руку на голову.

— Ведите себя в Лицее, как подобает потомку Пущиных, — назидательно произнёс по-французски дядя Рябинин.

— Отроки сии для нас — как книга с чистыми страницами, — проговорил директор по-русски, не глядя на Рябинина, — а цель наша — научить их быть полезными гражданами. Такова запись на первой странице сей книги.

— Гражданами? — беспокойно переспросил дядя. Слово «гражданин» считалось подозрительным.

— Да, милостивый государь! Служить благу общему есть обязанность гражданская!

Услышав слово «служить», Рябинин успокоился и даже вытащил из кармана табакерку и платок. Его обязанностью было отдать племянника в руки наставников, и он свою обязанность выполнил.

С Жанно сняли мерки для обмундирования и обуви. Снимали долго и тщательно. Придворные портные и сапожники совещались и записывали столбцы цифр в толстые книги.

— Попрощайтесь с вашим почтенным дядюшкой, — сказал директор, — и не расстраивайтесь. Вы, я вижу, юноша здравомыслящий. Будущее ваше принадлежит отечеству.

Директор обратился к высокому человеку, который молча стоял в тени, Жанно поначалу вовсе этого человека не заметил и посмотрел на него с удивлением. Глаза у этого человека были полузакрыты, а поверх галстука висел крест.

— Мартын Степанович, — сказал директор, — поручаю вам ещё одну юную душу: Пущин Иван. — Директор повернулся к Жанно. — Это наш инспектор, господин Пилецкий-Урбанович, — пояснил он, — будьте с ним откровенны, слушайтесь его. Он всегда возле вас будет.

Директор поцеловал Жанно в лоб, сел и углубился в книгу.

Инспектор взял Жанно за руку, как маленького, и повёл его в здание Лицея.

Лицей стоял рядом с дворцом — четырёхэтажный дом строгого вида. Лестница, по которой инспектор тащил Жанно, была крутовата. Жанно пытался избавиться от руки инспектора, но рука у него была железная, как лапа хищного животного.

— Как понравился вам наш директор? — спросил Пилецкий, не глядя на Жанно.

— Очень понравился, — отвечал Жанно.

Пилецкий промолчал. Втащив воспитанника на четвёртый этаж, он вдруг спросил отрывисто:

— В бога веруете?

— Я крещёный.

— Этого мало, — сурово сказал Пилецкий, — надо веровать сердцем… Вот ваша комната.

Комната была узка, тесна и темновата. На двери было написано «№ 13 — Иван Пущин». Над надписью было прорезано окошечко, задёрнутое кисейной занавеской.

Комната Жанно не понравилась. Но он повеселел, поглядев на соседнюю дверь: «№ 14 — Александр Пушкин» и такое же окошечко.

— Позвольте узнать, Пушкин здесь? — спросил он.

— Не приехал, — сухо отвечал инспектор.

Жанно с Пушкиным подружился ещё в Петербурге. Александр с дядей жили в гостинице (Пушкины приехали из Москвы). Гулять мальчики ходили в Летний сад. Играли в чехарду и в кегли. Пушкин бывал то в хорошем, то в плохом настроении. В хорошем он прыгал, скакал через высокие кусты — прыгун он был отличный, — кувыркался, шумел и изображал танцоров. В плохом — молчал, грыз ногти, надувал губы и глядел исподлобья. Середины у него ни в чём не было. В кегли он играл с увлечением, но горячился, посылал шары в сторону и бледнел, когда проигрывал.

— Нельзя же всегда выигрывать, — говорил ему Жанно.

Пушкин вдруг начинал хохотать, набрасывался на Жанно и щекотал его до упаду. Дело кончалось борьбой, из которой увесистый и спокойный Жанно всегда выходил победителем.

Пушкина в Царском Селе не было. Лицей был почти пуст; за приехавшими учениками никто не смотрел. Жанно бродил по бесконечным аллеям Екатерининского парка, тоскливо ступая по опавшей листве. На пруду он познакомился с Панькой, который оказался отличным проводником.

— Извольте поглядеть, ваше благородие, на те колонны. Павильон, название ему «Эрмитаж».

— Зачем?

— При покойной царице изволили кушать и развлекаться.

— А там что?

— Павильон, название ему «Камеронова галерея».

Жанно посмотрел — белая галерея, с террасами и лестницей к пруду, словно висела в воздухе, озарённая косыми лучами осеннего солнца.

— Статуи заметьте: старинный силач Геркулес и богиня Флора, которая деревьям и цветам начальница.

— А зачем галерея?

— Изволили гулять и развлекаться.

У Паньки на всё был один ответ. Зачем «Вечерний зал», спрятанный в густой зелени? «Танцевать и развлекаться». Зачем «Грот» на северном берегу пруда? «Отдыхать и развлекаться». А тройная «Рамповая аллея», обсаженная вязами и липами? «Известно, гулять и развлекаться»…

Жанно долго стоял перед затерявшейся в огромном парке небольшой статуей. Статуя изображала девушку, печально сидящую над разбитым кувшином. Из кувшина текла струя воды.

— Как красиво! — сказал Жанно.

— Фонтан, — невозмутимо сообщил Панька. — Начальство приказало в кувшине дыру просверлить и воду пустить, будто бы только что разбился. Называемое «Молочница». Господам придворным смотреть и развлекаться.

— Эх ты, профессор! — фыркнул Жанно и дёрнул Паньку за вихор.

— Я тут родился, — обиженно сказал Панька, — а брат мой в гвардии солдатом служит.

Жанно посмотрел на него и улыбнулся. Панька не был похож на сыновей дворцовых служителей, которые выросли возле дворца и привыкли с малых лет угодливо кланяться старшим и задаваться перед младшими, Панька был человек простодушный. Живя среди слуг и статуй, он понабрался важных слов, но никакой спеси в нём не было. Отец его попал в садовники из суворовских солдат, а мать была крепостной крестьянкой.