Меликсетов - История Китая

158

колесница», или «Широкий путь спасения»), отличавшийся ме­нее суровыми требованиями к верующим. Строгий аскетизм б^1л обязателен лишь для принявших постриг и стремившихся к нир­ване монахов. Мирянам же достаточно б^хло соблюдать лишь пять заповедей из десяти, и за свою преданность новой религии; они могли рассчитывать на буддийский рай.
Буддизм учил, что основу мироздания составляет движение частиц — дхарм. Соединяясь или распадаясь, они порождают или прекращают жизнь, составляя длинную цепь перерождений, пре­вращений одного существа в другое. Поскольку миром управляет закон возмездия, добродетельные могут обрести в следующем рождении более совершенную форму, заняв более высокое мес­то в жизни. Напротив, проступки влекут за собой понижение со­циального статуса и даже перевоплощение в животное. Таким образом, восхождение или падение человека зависит от кармы, т.е. суммы поступков в этой жизни (равно как и во всех предыду­щих воплощениях), определяющих будущее после смерти.
Четыре важнейшие истины, изреченные основателем вероу­чения Буддой — Сиддартхой Гуатамой (Шакья-Муни, VI—Vвв. до н.э.),— гласили, что жизнь неотделима от страданий. Изба­виться от них можно лишь с прекращением круговорота пере­рождений, что достигается примерным поведением. Будда наме­тил восьмичленный путь спасения, следование которому обес­печивало прекращение перерождений и растворение в нирване. Что касается махаянской традиции, то длительная цепь перевоп­лощений самосовершенствующихся личностей должна была при­водить в рай, а не к нирване. При этом верующий не был оди­нок: в достижении спасения ему помогали бодхисатвы. Эти суще­ства, стремящиеся к просветлению, совершая свой высокий нравственный подвиг и достигнув состояния нирваны, из альт-руистских мотивов не становились буддами, а оставались в коле­се перерождений. Они предпочитали подчиняться законам кар­мы ради того, чтобы оказать помощь в обретении спасения всем живым существам, в том числе и человеку.
Одна из причин популярности буддизма состояла в том,, что он открывал каждому перспективу индивидуального спасения и тем самым утверждал самоценность отдельной личности, в то время как конфуцианство рассматривало человека исключитель­но в рамках семьи и государства.
Как мировая религия буддизм с его этикой равенства людей и всеобщего сострадания играл важную интегрирующую роль в об­ществе, удовлетворяя потребности человека в стабильных фор­мах жизни и психологического комфорта.

159

Постепенному усилению позиции буддизма во многом благо­приятствовала общая социально-политическая обстановка III-VI вв. с ее кризисами, междоусобицами и неустойчивостью бы­тия. Стены монастыря давали реальную защиту от постоянных смут, здесь совершались погребальные церемонии, поминовения павших воинов, обещавшие им жизнь в раю. Но более всего мо­настыри привлекали возможностью освободиться от налогов и притеснений властей. Обитель буддизма притягивала к себе и обез­доленный люд, изгнанный со своей земли кочевниками. Здесь же богатые аристократы обретали душевный покой и уединение. Приобщение к китайскому буддизму было тем легче, что он пре­дусматривал наряду с общиной (сангхой) монахов существова­ние буддистов мирян, в чью обязанность входила поддержка мо­нахов и пожертвования монастырям.
В III—IV вв. вокруг столичных центров — Лояна и Чанъаня — действовало около 180 буддийских монастырей, храмов и куми­рен, а к концу V в. в государстве Восточная Цзинь их насчитыва­лось уже 1800 с 24 тыс. монахов. Некогда чужеземная религия, быстро адаптировавшись к новой обстановке, впитала местную обрядность, признала культ предков и другие народные культы, включила в свой пантеон святых древних мудрецов и мифичес­ких героев Китая. В буддизме на первый план вышли те идеи и принципы, которые более всего соответствовали традиционным китайским нормам и идеалам.
В ходе своего распространения буддизм подвергся значитель­ной китаизации. Первоначально он вообще воспринимался как одна из сект даосизма. Так, уже в IV в. считалось, что Будда — это воплощение Дао. В целом даосизм, обеспечивавший преем­ственность культурного самосознания китайцев, выполнял роль посредника между буддизмом и народными верованиями. Неда­ром для толкования важнейших индо-буддийских понятий сна­чала использовались знакомые китайцам термины религиозного даосизма, и лишь позднее, в VB., перешли к непосредственной транскрипции буддийских терминов.
В условиях неприязненного отношения к буддизму как ино­земному учению доказывалось полное совпадение буддийской морали и нравственного идеала китайской традиции. Буддизм даже находил объяснение необходимости ухода от мира, что было не­мыслимо с точки зрения конфуцианства.
Китайский буддизм б^хл многолик. Его многочисленные сек­ты обязаны своим происхождением разным вероучителям — пат­риархам и переводчикам сутр. Секты тяготели к тому или иному региону (пути развития Севера и Юга Китая существенно разли­чались), обслуживали социокультурные потребности различных

160

пивала себя какнаиболее полную и законченную формуучения Будды.
Со временем проповедников буддизма из Индии и «Западно­го края» сменили китайские. На Севере деятельность кучарского монаха Кумарадживы (прибыл в Чанъань в 402 г.) по переводу сутр проходила под знаком усвоения канона в его индийском варианте.
Ученик Кумарадживы Дао-шэн (умер в 434 г.), опираясь на махаянистскую нирвану-сутру, выдвинул тезис о природе Будды во всем живом и отстаивал возможность внезапного просветле­ния и спасения для каждого.
Большой вклад в китаизацию буддизма внес первый китайский патриарх буддизма и первый переводчик сутр Дао-ань (312—384), основатель монастыря в пров. Хубэй. Он разработал также образ­цовый монастырский устав и ввел единый фамильный знак Ши (от рода Шакья, из которого происходил Будда). С его именем связано также утверждение культа Будды грядущего — Майтрейи, ставшего самым популярным божеством на всем Дальнем Востоке. Изображение Майтрейи в виде толстобрюхого монаха с глуповатой улыбкой, до срока скрывающей мудрость Будды, символизиро­вало ожидание эры всеобщего благоденствия. Вожди крестьянских движений нередко объявляли себя возродившимся Майтреей, а культ его занимал центральное место в идеологии тайных обществ.
Вторым китайским патриархом буддизма, его блестящим по­пуляризатором был ученик Дао-аня — Хуэй Юань (334-417), основатель монастыря в пров. Цзянси. Он положил начало южно­китайскому амидизму, в основе которого был культ Будды — Владыки Западного рая — Амитабы, связанный с мечтой о возрож­дении после смерти и райском будущем в царстве «чистой земли». Предполагалось, что молитвы Амитабе и Даже одно лишь произне­сение его имени способны даровать вечную жизнь в этом обето­ванном рае. Сторонники амидизма, разделявшие тезис о равен­стве мужчин и женщин, питали и стимулировали деятельность других тайных обществ и многочисленных крестьянских восстаний.
Внедрение в китайское сознание буддизма привело к расши­рению культурного горизонта страны. Рост контактов с народами Индокитая и Индии стимулировался паломничеством ученых монахов к святым местам. Так, в 399—415 гг. Фа Сянь описал свое путешествие в Индию в «Записках о буддийских царствах». Вмес­те с ответными религиозными миссиями в Китай прибывали иностранные купцы. Внешние связи способствовали развитию мореплавания и судостроения, расширяли знания о дальних, незнакомых странах.