Юрий Миролюбов - Материалы к истории крайне - западных славян

На его место становится Ванда, которая и становится королевой Польши. Красовский говорит, что сказание о Ванде имеет характер Курганного Предания и вероятно создано самим народом. Ее руки добивается соседний князь Алеманов, [64]в легенде, — Рытогар. Ванда отвечает отказом. Тогда Рытогар идет с огромным войском войной на Польшу. Ванда становится во главе своего войска. Во время войны Немцы поражены суеверным для них видением летящей Валькирии, разящей мечом врагов. Прекрасная Валькирия была королевой Вандой. Несмотря на все мужество воинов Рытогар видел, что его воины смущены. В них жили видения язычества. В отчаяньи он упал на свой меч и закололся. Ванда же после битвы, принеся себя в жертву богам, бросилась в Вислу.

Возможно, что Ванда отказала ему, никогда его еще не видав, но когда увидела на поле битвы, то мгновенно полюбила. Однако, если он пал в бою, она не смогла этого пережить. Нам кажется, что вернее всего будет, если мы скажем, что Ванда не хотела выходить замуж за Германца, ибо знала, что дали смешанные Славянско-Германские браки у Ободритов. Возможно, что ненавидя Германцев, она любила Рытогара, но не могла принести ему в приданное целый Польский Народ. Причина ее смерти и чисто женская, и политическая, и даже религиозная. Какая из этих трех тенденций самая большая, нам судить трудно.

Когда нашли тело красавицы королевы Ванды на берегу Длубни на расстоянии мили от Кракова, народ ее тоже оплакивал, как и отца, и насыпал ей такой же курган, как и ему. Однако, если в сказе про королеву Ванду есть элементы «курганной легенды», в ней нет «чудовища» Крака — символизированной борьбы, а есть война. Так как войну тоже почтил народ насыпанным курганом, то это подтверждает наше мнение о Краке-отце, ведшем победоносные войны.

Хронисты, по словам Крашевского, обнаруживают тенденцию использовать чешские предания и связать их с хорватскими или хорватско-чешскими. Этим они хотели подчеркнуть идею Славянского единства народов.

Длугош говорит далее, что нападения врагов — Венгров и Моравов — вынуждают Полян выбрать себе вождя. Здесь мы видим, что, вероятно, среди врагов Польши — Германцев (при Ванде), Венгров и Моравов — надо искать «Вавельского Дракона». «Великая Моравия» была Славянской Державой, а потому вряд ли она была большой опасностью для Польши. Такой опасностью могла была быть либо Венгрия, либо Германия. Тем более, что пока были Крк и Ванда, было Чешско-Польское государство, и вряд ли Моравия стремилась бы в это время нападать на него. Она начала борьбу, когда увидела, что Польша без Крка и Ванды не может удержать Чехов в своей орбите. Значит, врагом, который мог бы напасть на Польшу при Крке-отце, могла быть лишь Венгрия, либо Германия. Для Германии это было труднее, ибо надо было проходить через Славянские земли. Венгры же были рядом, за Карпатами. Таким образом, вернее всего можно предположить, что «Дракон» Вавельской скалы — это именно Венгры.

«Был в те времена среди Полян рыцарь по имени Пшемыслав (имя Лехито-Чешское или Старославянское), — говорит Длугош, — который славился сноровкой в военном деле, не знаменитый родом, но ловкий, остроумный, известный кроме того честностью и множеством почтенных качеств и потому пользовавшийся общим признанием». Он был кроме того опытен, ибо участвовал во многих походах. В этом месте мы должны остановиться: если при Ванде была всего одна война с Рытогаром, какие же могли быть «многие походы»? Они могли иметь место только до царствования Ванды, значит во времена Крка-сына, Леха-братоубийцы и Крка-отца. О войнах Крка-сына и Леха мы ничего не слышим в легенде. Только при Крке-отце есть события с «Вавельским Драконом»; значит, эти «многие походы» имели место скорее всего при Крке-отце.

Слависты, как проф. Л. Нидерле и др., легенд не разбирают и не принимают их в расчет. Конечно, гораздо легче основываться только на фактах, источниках и документах, но легенды являются тоже материалом Истории, и они тоже должны быть изучены с максимальной тщательностью.

Из легенды о Пшемыславе видно, что он «пользовался общим признанием». Такое признание приходит обычно в зрелом возрасте. Значит, в момент, когда о нем говорит легенда, ему было лет 50–60. Это значит, в свою очередь, что военный опыт «во многих походах» он мог получить только при Крке-отце.

Дальнейшие слова легенды подтверждают наши предположения. «Он внушал своим землякам особенное доверие, ибо с врожденными способностями сочетал опыт, полученный во многих походах и битвах». В этом пункте рассеиваются последние наши сомнения насчет правильности наших выводов. Легенда говорит: «И вот он, заметив, что неприятель ведет себя неосторожно, придумал план скорее остроумный, нежели смелый. Утром с восходом солнца он приказал развесить на расположенных напротив неприятельского лагеря холмах большое количество похожих на шишаки блестящих предметов, вид которых, когда на них упали солнечные лучи, привел неприятельские войска в такое исступление, что схватив поспешно оружие, без должного порядка и строя, они устремились в великой запальчивости, вслепую, в ту сторону, где сверкали мнимые шлемы, алча новой победы над Поляками».

Здесь из слов «новая победа» мы заключаем, что Поляки перед тем потерпели хоть одно поражение. Вероятно, их было уже несколько, потому что вождей не меняют из-за одного поражения, а лишь тогда, когда начинают бояться за исход войны. Длугош рассказывает с подробностями, как Пшемыслав, наведя врага на засаду, бросил последнюю на него и разбил его наголову. За эту победу Пшемыслав был избран королем и получил имя Лешека.

Историки, разбирающие эту легенду, считают, что она запутана хронистами, что имя Лешека слишком часто повторяется и что это обозначает, что было множество вариантов легенд, из которых они составили одну, недостаточно ее склеив, так что запутали смысл событий.

Мы не думаем так и позже объясним, почему так не думаем. Если критики легенды думают, что его назвали так, чтобы связать его имя с Лехом и Лешками первых сказаний, то это будет верно лишь отчасти. Лешком назвал его народ, потому что в его воспоминаниях Лешки были теми, кто Поляков объединил и от кого пошла Польша. Назвать короля Лешком было в его представлении равносильно тому, как если бы он его назвал героем, отцом или основателем Польши. Мы знаем, что в прошлом часто давали правителям титул «отца отечества». Связывать имена можно не только физически, но и морально.

Кроме того, вероятно, род Лешеков (или Лешков) был главным в государственном отношении в Польше, вроде как впоследствии были Рюриковичи на Руси. Вместе с тем легенда дает предпочтение Пшемыславу за его простое происхождение, что ставит ее в родство с Чешской легендой об избрании короля Юрия из Подебрад. Король Юрий был королем-пахарем. Если о Пшемыславе мы не можем сказать с уверенностью, что он был пахарем, то зато знаем, что он был незнатного рода. В легенде о Пясте народ тоже отдает предпочтение личной заслуге, а не родовитости.