Мирослав Морозов - Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

«Во время первого налета нефтяные резервуары начали гореть. Русские, по-видимому, попытались потушить их. Огонь начал гаснуть через полчаса или около того. Затем прибыла новая волна, русские нырнули в убежища, и огонь начал расти опять. После обеда они окончательно сдались и просто по­зволили им догореть».

Одновременно бомбардировке подверглись позиции зе­нитной артиллерии, главным образом расположенного на Се­верной стороне 110-го зап. Удары по ним с пикирования осу­ществляли снайперы из группы III/LG1. По немецким данным, в течение авиационной подготовки к штурму к молчанию были приведены 13 зенитных батарей, в то время как 26 других бы­ли «атакованы с хорошим результатом». Генерал Плохер, на­ходившийся тогда на штабной должности в 4-м воздушном флоте и лично присутствовавший при описываемых событиях, после войны свидетельствовал, что «спустя несколько первых дней в безоблачном небе можно было наблюдать только не­сколько изолированных облачков разрывов зенитных снаря­дов». По советским данным, в результате налетов 2 июня было выведено из строя только одно зенитное орудие и ранено восемь человек артиллеристов. Основной же причиной снижения ин­тенсивности зенитного огня являлась экономия боеприпасов, расход которых совершенно не покрывался доставкой.

Небо также стало объектом ожесточенной воздушной схватки. Советские перехватчики совершили около 30 выле­тов, причем практически все они сопровождались воздушны­ми боями. Ветераны 6-го гиап Алексеев и Катров сбили Ju-88, Катров самостоятельно — Bf-109, а лейтенант Кособьян на И-16 — еще один «юнкерс». Не отставали от них и пилоты 247-го иап ВВС РККА. Капитан Абрамов и лейтенант Шишков вдвоем сбили «мессершмитт», а затем каждый самостоятельно «юн­керс» и «мессершмитт» соответственно. Кроме того, семерка штурмовиков в сопровождении пятерки «яков» совершила дневной налет на аэродром в Евпатории, где, по донесению, уничтожила 11 и повредила один двухмоторный самолет.

Немцы всех этих потерь не признают. По их данным, в воз­душных боях пострадал на 35% лишь один Ju-88 из III/LG1. Другой «юнкерс» из KG51 погиб якобы в результате случайного попадания снаряда собственной полевой артиллерии. Не вер­нулся на свой аэродром Ju-87 командира эскадрильи 5/StG77 обер-лейтенанта Финка, который признали жертвой зенитно­го огня, а один из «хейнкелей» I/KG100 пострадал на 20% при рулежке на собственном аэродроме.

Потери советской стороны оказались большими. «Мессер­шмитты» сбили «ишачок» Кособьяна, который получил серь­езные ранения. Другой подбитый И-16 лейтенанта Николаева разбился при приземлении. Пилот погиб. Вечером на глазах у аэродромной команды пара «мессершмиттов» из II/JG77 сби­ла перелетавший на Кавказ для ремонта ДБ-3 капитана Разу­мова. Но гораздо более тяжелая утрата была понесена в этот день в море. Вечером немецкая разведка обнаружила в море конвой, куда входил танкер «Михаил Громов» (836 брт), траль­щики «Т-411», «Т-412» и четыре сторожевых катера. Такое слабое охранение объяснялось весьма просто — 28 мая ко­мандование ЧФ приняло решение из-за «усилившейся опас­ности для кораблей флота в Севастополе вследствие захвата противником инициативы в воздухе и непрерывного патрули­рования немецкой авиации над главной базой» использовать для конвоирования быстроходных транспортов и танкеров ба­зовые тральщики и сторожевые катера, в то время как «эскад­ренные миноносцы лучше оставлять для конвоя у Кавказского побережья». Но разве могли тральщики и катера, на которых практически отсутствовала зенитная артиллерия дальнего боя, отражать массированные налеты торпедоносцев? Они помешали прицельно сбросить бомбы 11 «юнкерсам», но ока­зались бессильны против десятки «хейнкелей», атаковавших судно с обоих бортов. Судно получило попадание торпеды в носовую часть, которое сразу же вызвало пожар и серию взрывов. Спустя час танкер переломился надвое и затонул. Войска СОРа недополучили 745 тонн авиационного и автомо­бильного бензина. «Громов» стал последним танкером, который командование ЧФ пыталось провести в Севастополь. С этого момента для доставки горючего использовались только под­водные лодки. Бензин закачивался им в топливно-балластные цистерны, откуда через неплотные соединения бензиновые пары проникали внутрь прочного корпуса. При многочасовом движении в подводном положении запах начинал буквально дурманить моряков, делая почти невозможным несение вахты в прилегающих к топливным цистернам отсеках.

Несмотря на все усилия подводников, к 15 июня в Сева­стополе оставалось авиабензина марки Б-78 на пять суток бо­ев, Б-74 — на шесть, а бензина Б-70, расходуемого как само­летами, так и автомобилями, всего на два дня. Это заставило привлечь к перевозкам бензина и подводные лодки типа «ма­лютка». Условия перевозки на них оказались еще хуже — в ог­раниченном внутреннем пространстве быстро создавалась дурманная атмосфера, а затем и взрывоопасная смесь. 23 июня на «М-33» и «М-32» произошли взрывы, причем на находив­шейся в Новороссийске «М-33» от ожогов пострадало семь человек, один из которых умер. Хуже пришлось экипажу «М-32», взрыв на которой произошел в тот момент, когда утром она собиралась отойти от причала Стрелецкой бухты близ Сева­стополя. Из-за полученных повреждений лодка не смогла вый­ти в море, и ей до темноты пришлось лечь на грунт. Все это время экипаж и восемь человек эвакуированных, среди кото­рых были женщины, задыхались в пропитанной парами бензи­на атмосфере. Вскоре почти все впали в состояние наркоти­ческого опьянения, а женщины умоляли командира застре­лить их, чтобы избежать мучительной смерти. Опьянение сме­нилось сном, так что к наступлению вечера в состоянии стоять на ногах остались только командир капитан-лейтенант Н. А. Кол­тыпин и старшина Н. К. Пустовойтенко. Потом заснул и коман­дир, приказав Пустовойтенко разбудить его в 21.00. Мобили­зовав все свои силы, старшина продержался до назначенного срока, но добудиться до командира так и не смог. Тогда он са­мостоятельно заставил подводную лодку всплыть, открыл ру­бочный люк и после этого потерял сознание. Спустя некото­рое время в результате притока свежего воздуха экипаж на­чал приходить в себя. В конечном итоге корабль был спасен, но с этого момента от перевозки бензина на малых подводных лодках отказались. Тем не менее благодаря мужеству подвод­ников летчики на аэродроме Херсонесский маяк были всегда обеспечены горючим в необходимом количестве. Никогда бензиновый голод не являлся причиной отмены полетов.

Однако вернемся к событиям начала июня. 3-го числа ос­новные усилия VIII авиакорпуса были сосредоточены на пози­циях I сектора обороны СОРа, которые на ялтинском шоссе противостояли войскам немецкого 30-го корпуса. Одной из со­ветских частей, попавших в тот день под удар, являлась 8-я бри­гада морской пехоты, которой командовал полковник Е. И. Жи­дилов. Он вспоминал: