Альберт Максимов - Нашествие. Хазарское безумие

Галгал — «круг» или «каменный диск». Голан — от арабского «идти по кругу». Наконец есть еврейское слово «галил», что означает «местность» или «окружность». Для нашего холма все прекрасно подходит, по крайней мере, это лучше человеческого черепа традиционной версии, не говоря уже о черепе Адама.

Вторая часть слова — «гофа». Голгофа по-старославянски — Голгота. «Гофа» превращается в «гота». Действительно так и есть, смотрите сами: в Европе это слово звучит Golgotha, а по-немецки и вовсе Golgota. Между тем слово готы — goths, gothic. Но откуда готы в Палестине? В самом деле, им там делать нечего. Но ведь и библейские события по АВ происходили вовсе не на Ближнем Востоке, а в районе Приазовья, где и обитали готы. Вот и имеем, что Голгофа — это «готский холм». Готов самих к тому времени уже оставалось мало: часть пришельцы перерезали, часть бежала на запад (вестготы и остготы). Но кто-то и остался, недаром еще долго, несколько веков в Крыму звучала готская речь. И некоторые названия в память от готов сохранились, Голгофа, например.

Какой из двух предложенных вариантов, объясняющих происхождение названия горы Голгофы, правилен, сказать трудно, тем более что есть и третий вариант, объединяющий первые два. Возможно, что и само название племени готов тоже семитского происхождения, производное опять же от арамейского gulgalta, т. е. череп. Не только булгары и русы презрительно назывались пришельцами «черепами», этим понятием семиты также могли называть и их соседей, получивших от захватчиков имя готов (т. е. тех же «черепов»).

Иисус на Голгофе (Карл Штейбен, 1841 г.)

Говоря об ошибках традиционной истории, конечно же, нельзя не отметить, что сама география Палестины доказывает невозможность существования в древности на ее территории иудейско-израильского государства в тех формах и масштабах, как рисует нам Библия. Это просто невозможно с физической точки зрения, учитывая крайне неблагоприятные природные условия этого участка Земли. Об этом убедительно писалось в трудах многих альтернативных исследователей, пересказ которых занял бы слишком много времени.

От себя только, пожалуй, добавлю интересный факт из жизни Артура Кестлера, автора книги «Тринадцатое колено». В 1926 году он выехал на жительство в Палестину, обосновавшись в одном из образованных кибуцев. Что же собой представляла в те годы Палестина? Кестлер в своих воспоминаниях писал об этом кибуце как о гиблом месте, со всех сторон окруженном арабскими территориями, вокруг простиралась «каменная пустыня, царство малярии, тифа и разбойников-бедуинов». Вот она, настоящая Палестина! Разве это «земля обетованная», земля, где текут обещанные Моисею Богом молоко и мед?

На страницах этой книги уже не раз возникали ссылки на книгу Кестлера «Тринадцатое колено». Кестлер, ортодоксальный иудей, хотя и попытался доказать хазарское происхождение евреев-ашкенази, конечно же, стоял на позициях традиционной хронологии, размещающей землю «молока и меда» на Ближнем Востоке. Однако весьма симптоматично, что совершенно случайно Кестлер в качестве эпиграфа к своей книге приводит слова арабского географа Мукаддаси: «В Хазарии большое количество овец, меда и иудеев». Стоит ли напоминать об овечьем молоке (кто не слышал об овечьем сыре?)? Без сомнения, раз много овец, то много и молока. Не обманул, значит, Бог Моисея и евреев, привел он их на «землю обетованную», если, конечно, придерживаться альтернативной версии истории. А вот для сторонников традиционной версии обещания Бога оказались невыполненными: их традиционная Палестина на страну «молока и меда» совсем не похожа. Доказывая верность ТВ, верующие историки подставляют Бога.

Каковы были исходные позиции Кестлера при написании им «Тринадцатого колена»? Поиск истины? Намерение прославиться? Желание получить хорошие дивиденды (и не только моральные) от «открытия» несемитского происхождения современных евреев? Не могу ответить на этот вопрос. Я, пожалуй, и не стал бы его здесь затрагивать, если бы в самом конце его книги не пошел бы сплошной поток панегирика государству Израиль. Лично мне абсолютно безразлично, существует оно или нет, имеются ли моральное и юридические права на его существование. Но я не желаю, чтобы меня насильно заставляли его любить и требовали от меня защищать право Израиля на существование. А Кестлер (один «из самых видных сионистов, из отцов-основателей возрожденного государства Израиль» — А. Байгушев «Хазарские страсти») как раз это от меня и требует. «Какие бы гены ни содержались в хромосомах его граждан — хазарские или семитские, римские или испанские, — это не оказывает ровно никакого влияния на право Израиля на существование и на нравственную обязанность любого цивилизованного человека, иудея и неиудея, защищать это право». Итак, или ты признаешься в том, что ты нецивилизованный человек, то есть дикарь, или ты обязан защищать право Израиля на существование (как защищать — с оружием в руках?)! Еще раз повторю: мне абсолютно безразлично, существует ли на свете Израиль, Коста-Рика или Замбия. Мне до них нет никакого дела. Но при этом я цивилизованный человек. А вот требовать от людей того, что требует Кестлер — вот это как раз признак дикаря.

Если вы спросите меня об отношении к терактам, совершаемым на территории Израиля палестинскими экстремистами, то я совершенно искренне их осужу и столь же искренне со скорбью отнесусь к их жертвам. Впрочем, если бы не современные и крайне вредные доктрины политкорректности и мультикультурности, доминирующие на политическом пространстве Европы и Северной Америки, то, я думаю, Израиль (да и не только он) давно бы решил проблему терроризма.

Но вернемся к Кестлеру и его книге. Он пишет про евреев: «Отдельной категорией, отличной от неевреев, среди которых они живут, их делает религия, которую они объявляют своей, независимо от того, исповедуют ли они ее». Утверждение верно лишь отчасти, потому что евреев от неевреев отличает не только религия, но и черты национального характера, образовавшиеся за многие века. Не спорю, что национальный характер евреев опять же образовался под влиянием религии, но и их религия не была привнесена ими извне, они сами были творцами своей религии.

Неправ Кестлер и когда утверждает, что «Ветхий Завет — это прежде всего рассказ о национальной истории; он подарил миру единобожие, однако вера его, скорее, племенная, чем всемирная». Это строки человека, писавшего с позиции иудаизма. Ветхий Завет для христиан с самого начала стал священным текстом, вне зависимости от национальности человека. И то, что героями Ветхого Завета в основном являются евреи, никоим образом не умаляет трепетного отношения христиан к Ветхому Завету. Христианин видит в Ветхом Завете не конкретно евреев-иудеев, а людей, чья история, жизнь, радости и муки, стали самыми первыми документальными свидетельствами человеческой цивилизации. Христианин не делит людей на чистых и нечистых, на богоизбранных и остальных, как это принято в иудаизме.