Нина Молева - Дворянские гнезда

Петр Николаевич радуется и вместе с тем беспокоится за своего питомца. Слабые, как тогда говорилось, легкие Петруши давали о себе знать еще в Москве. Напряженные занятия – а жалеть себя художник никогда не жалел – тоже не прошли даром. В письмах домой проскальзывает тревога: вместо того, чтобы копить деньги на вымечтанную поездку в Италию, Захаров вынужден летом выезжать из Петербурга в Парголово, пытаясь восстановить здоровье изготавливавшимся там кумысом. Воспитатель настаивает на его возвращении в Москву. Захаров медлит, надеясь добиться сколько-нибудь ощутимых результатов в своей профессии.

После одной из очередных поездок в Москву потребность такого результата становится особенно острой: в московской семье Постниковых он встречает поразившую его воображение темноглазую красавицу. Но без прочного материального положения он не считает себя вправе даже мечтать о союзе с ней. И избежать встреч он не может: дом Постниковых связан с тем кругом людей, которые особенно близки художнику.

Есть основания считать, что Петра Захарова знал Пушкин. Ему позировал Лермонтов. Один из самых схожих, по мнению современников, портретов поэта, ошибочно приписываемый Филиппу Будкину, в действительности принадлежит кисти Петра Захарова. Как писал знакомый с Лермонтовым известный библиограф М. Н. Лонгинов: «Мы видели его у покойного Афанасия Алексеевича Столыпина, родного брата бабки Лермонтова Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Оригинал писан масляными красками в натуральную величину художником Захаровым, а гравюра выполнена в Лейпциге, со снятой с него г. Муренко фотографии». Другой известный библиограф П. А. Ефремов добавлял: «Покойный Лонгинов считал этот портрет самым схожим».

Встреча с художником не прошла бесследно и для поэта. Именно история жизни Петра Захарова вдохновила М. Ю. Лермонтова на создание поэмы «Мцыри» – много оснований утверждать это.

Захарову доведется писать портрет «прекрасной Алябьевой», как называли ее и Пушкин, и Лермонтов на переломе 1820-1830-х годов. А. В. Алябьева-Киреева, конечно, изменилась с тех пор, и не к лучшему, но как бережно и поэтично воссоздает художник обаяние стареющей красавицы, очарование ее зрелой женственности! Петр Захаров певец душевной чистоты, романтики ясных и умиротворенных чувств.

В 1843 году начинает читать лекции в Московском университете Т. Н. Грановский. «На последней лекции, – записывает А. И. Герцен в своем дневнике, – аудитория была битком набита… Наконец он встал и начал благодарить слушателей – просто, светлыми, прекрасными словами, слезы были у него на глазах, щеки горели, он дрожал… После заключительных слов Грановского вся аудитория поднялась с восторженными рукоплесканиями, раздались крики: „Браво! Прекрасно!“ Треск, шум: дамы махали платками, другие бросились к кафедре, жали руку преподавателю, требовали его портрета».

Мысль о портрете решает реализовать именно Герцен и обращается с заказом к Петру Захарову. Заказ становится событием и для художника, и для профессора. Они близко узнают друг друга: Захаров ходит на лекции, наблюдает историка дома, делает множество набросков, пока наконец берется за портрет. Его появление на московской выставке сразу делает художника знаменитым.

Между тем постниковский дом неудержимо влечет Захарова. У него есть оправдание: он сердечно принят родителями Александры Петровны, дружен с ее братом, профессором Московского университета. Лучшие его полотна – портреты Ивана Петровича, матери Сашеньки и ее отца. У Постниковых можно встретить Петра Булахова, певца и композитора, чьи романсы и песни еще при жизни автора стали считаться народными: «Гори, гори, моя звезда», «Вот на пути село большое», «Тройка». И его портреты создавал Захаров. Художнику как будто нужны только те люди, с которыми он внутренне близок, придерживается общих взглядов.

Даже очередной шаг к утверждению себя как профессионала – звание академика – приносит портрет его крестного отца А. П. Ермолова. За этим портретом приходит заказ на портрет герцога Максимилиана Лейхтенбергского, супруга великой княгини Марии Николаевны. Любимая дочь Николая I исполняла функции президента Академии художеств. Это уже был залог официального признания. Захаров мог рассчитывать на материальную независимость, о которой так мечтал для своей неулыбчивой Сашеньки.

После венчания художник почувствовал себя заново родившимся. Хотелось работать и работать. В собственном доме. Для своей семьи. И, как свидетельство своей жизненной победы, Захаров пишет блестящий по живописи «Воинственный автопортрет в бурке с ружьем», первый раз обращаясь к, казалось бы, забытой родине, и подписывает холст: «Петр Захаров из Дады-Юрта». Он сумел принести славу родному аулу. Впрочем, память о Сунже жила в его душе всегда.

В тех местах по сию пору жива легенда о красавице чеченке, сиротой выросшей в чужой семье. Когда настала пора выходить замуж, девушка поставила нареченному условие: пусть найдет ее младшего брата, которого в день гибели селения увезли то ли в Москву, то ли в Петербург. Потому что хочет она иметь на свадьбе близкого родственника, как положено горским обычаем. И сумел жених разыскать увезенного брата, приехал с ним в селение. Но старейшины усомнились, можно ли через столько лет узнать мальчика, ставшего молодым человеком. Сестра сказала: можно. У ее брата на спине должен быть след от кетменя, на который она сама его уронила, качая на руках. Шрам оказался на месте. Счастью сестры и брата не было границ, и был этим братом художник из Дады-Юрта, правда, сразу после торжества вернувшийся на север.

Беда подкралась внезапно, откуда ее никто не ждал. В то время как художник начал поправляться от туберкулеза, заболела Александра Петровна. Начавшаяся у нее чахотка оказалась скоротечной. Никто из медиков не сумел помочь. Через пять месяцев после свадьбы, 15 июня 1846 года, в той же Покровской церкви состоялось отпевание. У художника остался портрет Александры Петровны на смертном одре. Измученное болезнью, постаревшее лицо оставалось по-прежнему бесконечно дорогим.

Теперь уже никто не мог помочь и самому Захарову. Резко обострившийся процесс в легких свел его еще до Нового года в могилу. Супругов приняло Ваганьковское кладбище, где обычно хоронили Постниковых.

Отчаянию Петра Николаевича, как и всей ермоловской семьи, не было предела. Даже официальный отчет Академии художеств нашел для ушедшего из жизни мастера несколько по-настоящему прочувствованных слов. 29 сентября 1846 года конференц-секретарь на общем собрании членов сообщил: «…Но если умножение числа достойных членов Академии радует нас, служит залогом будущего ее процветания, то, с другой стороны, смерть некоторых, хотя и неизбежна, не может не быть прискорбной… В истекшем году скончались: ректор Академии Демут-Малиновский и академики Михаил Шамшин, Захаров и Кухаревский. Захаров, чеченец по происхождению, известен как отличившийся и необыкновенно обещавший в этом роде живописи». Речь шла о портретах. Только их судьба оказалась непростой.