Нина Молева - Дворянские гнезда

Все эти действующие лица пушкинской биографии встречаются в доме Кирилла Александровича, обер-гофмаршала, действительного камергера, члена Государственного совета, славившегося своим редким остроумием, о котором Пушкин специально пишет Наталье Николаевне. Большой поклонницей поэта была супруга К. А. Нарышкина, урожденная княжна Мария Яковлевна Лобанова-Ростовская. Она, по выражению сына Н. М. Карамзина, «с большим жаром» защищала Пушкина в 1837 году и даже ссорилась на этой почве со своими великосветскими знакомыми.

Н. Уткин. Портрет Е.С. Семеновой. 1816 г.

Но Кирилл Александрович умер через год после приобретения арбатского поместья, наследники же расстались с ним в 1850-х годах. В 1852-м здесь располагается Московская провиантская комиссия. В 1898 году происходит перепланировка дома согласно учрежденческим потребностям. Позднее все здание переоборудуется под Военно-окружной суд. С 1951 года в нем располагаются Военная прокуратура и Военный трибунал.

«Может быть, сходим к Каролине…» – полувопрос-полупросьба повторялась каждый раз, когда профессор Ян Богуславский оказывался в Москве. Архитектор, восстановивший Королевский замок в центре Варшавы (сколько лет на него собирались деньги в специальные копилки на площадях всех польских городов и с каким торжеством их везли в государственный банк!), выигравший конкурс на проект оперного театра в Мадриде, он заканчивал строительство комплекса польского посольства на Тишинке. И – снова и снова возвращался мыслями к москвичке Каролине, несостоявшейся супруге Адама Мицкевича.

Польские исследователи старались игнорировать «московский эпизод» встречи с будущей известной поэтессой Каролиной Павловой. За великим поэтом была утверждена единственная и непререкаемая Целина. Душевные волнения, нескончаемая память, как и постоянная тяга к московским друзьям, значения для творчества иметь не могли!

И вот дорога к Каролине… Тверской бульвар, где происходили встречи. Почти каждый день. У чудесного уютного кафе – места собрания здешних литераторов. Страстной монастырь на тогдашней площади того же названия. Густой Петровский бульвар с утонувшими в зелени широкими скамьями. Скат Петровского бульвара. Широкая неприбранная Трубная площадь с начинавшимся от нее огромным цветочным базаром. Дом на скате Рождественского бульвара. Каролина Павлова в конце жизни признавалась, сколько раз проделывала эту их общую дорогу, читая про себя его строки на его языке.

Невольно приходила на ум жизнь самого пана Яна. Блестящее окончание архитектурного факультета. Вторая мировая. Мундир офицера. Отчаянные бои, по-настоящему не имевшие смысла: немцы давно обошли их части и рвались к советской границе. Плен – «офлаг» для офицеров на годы и годы. Голодные. Унизительные. С единственной надеждой когда-нибудь оказаться дома. С женой и сыном.

«Офлаг» кончился. Мечта не сбылась. В его доме… Впрочем, это уже был дом знаменитого в будущем композитора Лютославского, имя которого носила бывшая жена. И усыновленный композитором сын. Даже умыться с дороги было негде. Жизнь начиналась с нуля. Жизнь надо было начинать с чистого листа.

Рассказ был скупым. И в ответ на впервые услышанную московскую историю великого польского поэта…

Детство Мицкевича. Стесненные материальные обстоятельства. Почти нищета. И мечты отца о сколько-нибудь приличном образовании для сыновей. Только мечты.

Отца не стало, когда Адаму едва исполнилось пятнадцать лет. Спас счастливый случай – открывшаяся возможность поступить в Виленский университет ценой обязательства стать по его окончании школьным учителем. Денег едва хватило на то, чтобы добраться до Вильно, но . их из года в год не было, чтобы приезжать на каникулы в родной дом. Приходилось пользоваться гостеприимством одного из университетских товарищей и проводить лето в его поместье.

Дом Каролины Павловой на Рождественском бульваре. Гравюра

Вместе с беззаботной жизнью в богатом имении, прогулками по парку, верховой ездой, охотой, танцевальными вечерами приходит и первая любовь. Восторженная. Ударяющая в голову. Почти разделенная. И – совершенно безнадежная.

Прелестная Марыля, как ее звали домашние, или Пэри, какой он останется в письмах Мицкевича, уже просватана, уже принимает визиты жениха и готовится стать графиней. Все дело за устройством дома, куда она должна войти хозяйкой. Задержки с ремонтом не могут затянуться надолго.

Взбунтоваться? Бежать к любимому? Заявить во всеуслышание о чувстве к нему? Нет, Пэри не была на это способна, а нищий студент ни о чем подобном не помышлял. Разве не свидетельствовали об отчаянной смелости обоих редкие встречи наедине, хотя и под неусыпным надзором друзей. Тем более переписка – через них же. Дальше был отъезд в Вильно и робкие вопросы друг о друге у знакомых. Мицкевич пережил все страдания Вертера. Марыля узнала ответное чувство много позже. Пожалуй, тогда, когда ее Вертер стал известным поэтом. Впрочем, и это их не сблизило, ничего в их отношениях не изменило.

Окончание университета приводит поэта на предназначенную ему учительскую должность в соседнем провинциальном и оторванном от культурной жизни Ковно. До Ковно не дошли даже слухи о первых напечатанных сборниках стихов поэта. В Москве, вспоминая четыре проведенных здесь года, он будет рассказывать Каролине, что в Ковно семнадцать улиц, целых два монастыря. И главное – основал его в 1030 году отец литовской богини любви Мильды старый Конас. Дальше начались сплошные войны между Литвой и крестоносцами: слишком важным в стратегическом отношении было положение здешней крепости.

В нынешней жизни ничего не происходило. Провинциальный городок спал непробудным сном, оставалось довольствоваться несколькими местными «салонами» с карточной игрой и непременными пересудами, в том числе о местном враче пане Ковальском и его красавице жене, местной львице Каролине.

Увлечение? Простой флирт? Бедняк учитель, перебивавшийся с хлеба на квас на свое грошовое жалованье, был не единственным в окружении пани Ковальской. К тому же он продолжал усиленно переписываться с Пэри, а когда она умолкала, тревожно допытывался от приятелей новостей о ней.

Поиски революционно настроенной молодежи после завершения Россией наполеоновской кампании не могли не затронуть Западного, как его тогда называли, края. Присланный из Петербурга администратор, славившийся «железной рукой» граф Новосильцев увидел редкую возможность для служебной карьеры.