Нина Молева - Тайны московских монастырей

Оказался князь прав в своей заботе об Олене. Пережила Елена Ольгердовна мужа, пережила своих сыновей и, когда в 1433 году составила собственную духовную грамоту, думала уже о невестках-вдовах да внуках. Семен Владимирович не дождался Ногатинского – передавала его княгиня Олена, тогда уже монахиня родового Рождественского монастыря Евпраксия, вдове Василисе. Жена умершего Василия Ульяна получала село Богородское с деревнями. Видно, не была Олена лютой свекровью, видно, наследовала мягкий нрав своей матери, витебской княжны Марьи Ярославны. Пеклась она и о внуках.

В «Истории Москвы» И. Е. Забелин допустил ошибку, утверждая, что Елена Ольгердовна передала часть своего двора на кремлевском Подоле, под скатом обращенного к Москве-реке холма, супруге великого князя Василия II Васильевича Темного. Великой княгиней и в самом деле была внучка Олены Марья, но только не Ивановна, о которой хлопотала бабка, а Ярославна. Это Марье Ивановне отказала она «место под двором под старым на Подоле, где были владычии хоромы (двор Коломенского владыки. – Н. М.), а по животе внуку Василию». Василий Ярославич оставался последним представителем мужской части когда-то такой многолюдной княжеской семьи.

Коломенское рассудила княгиня отдать великому князю, а о Рождественском монастыре, «где ми самой лечи», решила – передать для вечного поминовения всех родных село Дьяковское со всеми деревнями и село Косино с тремя озерами.

Так случилось, и случалось нередко. И род многолюдный, и обещания московским князем даны были крепкие, и завещательницы сравнительно недавно не стало, а все московские земли рода Владимира Храброго вошли в 1416 году в духовную великого князя Василия II Васильевича Темного как его собственность и владение. Только за княгиней Василисой, вдовой Семена Владимировича, продолжало состоять село Ногатинское, которое «по животе ее» переходило к великой княгине.

Вопросы наследования относились в Древней Руси к самым сложным и спорным. Земля давалась и в удел или в вотчину, за службу, при разделе родительских владений. Владения княгинь делились на дареные, прикупные, наследственные, но и то права их должны были каждый раз подтверждаться. Чаще всего небольшая часть мужниных владений сохранялась за вдовой только пожизненно. Отходили к великому князю и земли князей, умиравших без наследников. Немалая доля завещалась ему всякими родственниками и родственницами, чтобы укреплять княжеский стол. В духовной грамоте великого князя Василия Васильевича закреплялось за его княгиней «село Дьяковское, что выменила у княгини у Василисы». Существовал и подобный род «промена» владений, к которому обращались и великие, и удельные князья.

Василий II Темный.

Да и век князей в те неспокойные времена постоянных нашествий и междоусобиц долгим обычно не был. В походы начинали ходить подростками, ходили часто и трудно. Нелегко было уберечься от ран, от смерти на поле боя, еще труднее – от моровых поветрий. Младший из семерых сыновей Владимира Храброго и княгини Олены Василий Владимирович рассчитывать на большую долю не мог. Ладно и то, что стал серпуховско-перемышльским князем с придачей половины Углича, поделенного с братом Андреем. Летописцы жизни Василия Владимировича будто и заметили только то, что ходил двадцати лет от роду в великокняжеский поход против Нижнего Новгорода, – не хотели нижегородцы подчиняться Москве, несмотря на выданный князю ханский ярлык. А в 1527 году, когда «мор бысть велик во всех градех русских, мерли прыщом» – язвой, Василий Владимирович скончался, оставив бездетную вдову Ульяну.

Слабела семья, слабели ее связи с родовым монастырем. Зато в начале XVI века вошел он в историю семейства Ивана Грозного. Собор монастырский, так хорошо видный со стороны бульваров и Трубной площади, стал центром разыгравшейся в 1526 году трагедии.

Собственно, начал у загадки было два. Не замеченных любителями истории. Не сопоставленных между собой исследователями.

Всех одинаково устраивал хрестоматийный вариант судьбы первой супруги великого князя московского Василия III Ивановича Соломонии Сабуровой. Прожила с мужем без малого двадцать лет. Наследника не родила. И была отвергнута ради молодой жены, подарившей Русской земле Ивана Грозного. Иначе – скончала живот свой под монашеским клобуком с именем старицы Софии в печально знаменитом Покровской монастыре города Суздаля, где находили свой конец женщины из самых знатных семей – Шуйских, Нагих, Горбатовых. Бывшая княгиня московская. Бывшая Соломония Сабурова.

Н.х. Соломония Сабурова. XIX в.

Слов нет, в хрестоматийном варианте не все выглядело слишком гладко. Посол императора германского барон Сигизмунд Герберштейн побывал в Московском княжестве в 1517 году и приехал во второй раз через несколько месяцев после развода Василия III. Развод и последовавшие за ним перемены в установках московского двора и были причиной его миссии. Каждая подробность с точки зрения дипломатических расчетов представлялась очень важной.

Василий III. Гравюра. XVI в.

Барон узнал от очевидцев, что до последнего великий князь скрывал от супруги свое решение, что поддерживали его в этом митрополит Даниил и вся так называемая иосифлянская партия, тогда как самые влиятельные придворные – князь Симеон Курбский, Максим Грек, Вассиан Косой подобного попрания церковных правил не допускали. Что княгиня не давала согласия на постриг и постригали ее в соборе Рождественского монастыря, на крутом берегу речки Неглинной, силой: «Рассказывали, что она билась, срывая монашеский куколь, кричала о насилии, о вероломстве мужа, так что боярин Шигоня Поджогин ударил ее плетью».

И не раз. И не один Шигоня – утверждали очевидцы. Так что совершен был насильственный обряд над обеспамятевшей княгиней, которую тут же увезли в Каргополь. Хотя, по слухам, предполагал первоначально Василий III поместить бывшую жену в московском, только что отстроенном Новодевичьем монастыре. Слишком долго пользовался ее умной поддержкой, слишком не хотел сразу потерять.

Знать бы должен, что не смирится, не простит страшной измены. Но при всей своей собственной злобности и яростности о Соломонии продолжал думать – бесправную и безгласную «пожаловал старицу Софию в Суздале своим селом Вышеславским… до ее живота». На безбедное и достойное прокормление.