Владимир Янин - Очерки истории средневекового Новгорода

Известно, что во время татаро-монгольского нашествия Новгород не подвергся военному разорению, хотя и был одним из вожделенных объектов этого нашествия. Объясняя причины неудач Батыя в походе 1238 г. на города российского Северо-Запада, исследователи чаще всего склонны называть неблагоприятные для войска Батыя погодные условия начавшейся весны. Такая мысль впервые была высказана В. Н. Татищевым: «Татара, взяв Торжек марта 15, весь сожгли, людей иных побили, иных в плен взяли, а за ушедшими гнались Селигерскою дорогою даже до Игнача креста, посекая люди, яко траву. И токмо за 100 верст не дошед Новаграда, возвратились, понеже стало быть тепло, боялись междо так многих рек, озер и болот далее идти». [212]

Явно на текст В. Н. Татищева проецированы мнения Н. М. Карамзина и С. М. Соловьева: «Уже Батый находился в 100 верстах от Новгорода, где плоды цветущей долговременной торговли могли обещать ему богатую добычу, но вдруг испуганный, как вероятно, лесами и болотами сего края, к радостному изумлению тамошних жителей обратился назад» [213]; татары «осадили Торжок, били в него пороками две недели и наконец взяли 23-го марта, истребили всех жителей. От Торжка пошли Селигерским путем, посекая людей как траву, но не дошедши сто верст до Новгорода, остановились, боясь, по некоторым известиям, приближения весеннего времени, разлива рек, таяния болот, и пошли к юго-востоку, на степь» [214].

Еще более категоричны заключения историков, писавших позднее: Батый, не дойдя ста верст до Новгорода, «быстро пошел обратно в придонские половецкие степи, избегая начавшейся распутицы. Это обстоятельство и спасло Новгород от погрома» [215]; «в середине марта татарское войско пошло по направлению к Новгороду, но, не дойдя километров двухсот до этого города, в конце марта или в начале апреля, когда в этих местах начинается вскрытие рек и озер и вместе с ним весенняя распутица, вынуждены были круто повернуть назад» [216].

Следует изложить также весьма детализированное рассуждение В. В. Каргалова. После падения Торжка 5 марта монголо-татарский отряд преследовал немногочисленных спасшихся новоторжцев и, не дойдя до Новгорода всего 100 км, вернулся на соединение с главными силами. «Это не был, конечно, поход на Новгород… У Батыя в начале марта попросту не оказалось под Торжком достаточных сил». Войско Бурундая приводило себя в порядок после битвы на Сити. «Чтобы подойти к Торжку и подготовиться к походу на Новгород, ему требовалось не менее двух недель. Еще больше времени понадобилось бы для подхода монголо-татарского войска с Волги, от Ярославля и Костромы. Большие силы для похода на Новгород Батый мог бы собрать под Торжком только в конце марта – начале апреля. Если учесть, что монголо-татарскому войску с обозами и тяжелыми осадными орудиями нужно было не меньше двух-трех недель, чтобы преодолеть трехсоткилометровое расстояние от Торжка до Новгорода, то такой поход представляется совершенно бесполезным – в середине апреля новгородские леса им болота становились непроходимыми для войска». [217]

Близко к только что изложенному и мнение Л. В. Черепнина: «Татаро-монгольское войско двинулось к Новгороду, но, не дойдя до него 100 верст, повернуло обратно. Дальнейшему движению помешала, по-видимому, весенняя распутица, да и силы татаро-монгольских завоевателей были уже значительно подорваны, и они не могли рассчитывать на успех под укреплениями Новгорода». [218]

Даже ограничившись цитированием только этих авторитетных мнений, мы столкнемся с рядом существенных противоречий, нуждающихся в рассмотрении. 5, 15 или 23 марта пал Торжок? 100 или 200 километров не дошли татары до Новгорода? Была ли уже распутица или она только ожидалась? Эти вопросы или, по крайней мере, главные из них стали предметом размышлений писателя В. А. Чивилихина, выдвинувшего тезис о том, что во время поворота Батыя на юг до распутицы было еще далеко, а причиной изменения стратегических планов оказалась предвесенняя бескормица, ставшая главной проблемой поддержания боеспособности поредевшего ордынского войска [219]. Этот интересный и реалистический вывод получен, однако, на логически-эмоциональном, а не на источниковедческом уровне. Обратимся к летописным свидетельствам, имея при этом в виду, что все известное об осаде Торжка и движении к Игначу Кресту восходит к летописной традиции, основанной на сообщении Новгородской Первой летописи старшего извода.

После взятия Рязани (21 декабря 1237 г.), Коломны, Москвы и Владимира (7 февраля 1238 г.) войско Батыя и Субудуя двинулось на запад и северо-запад, захватывая по пути Переяславль, Юрьев, Дмитров, Волок и Тверь. «Оттоле же придоша безаконьнии, и оступиша Торжек на сбор чистои недели, и отыниша тыном всь около, якоже инии гради имаху» [220].

Поскольку Пасха в 1238 г. приходилась на 4 апреля, соборное воскресенье первой («чистой») недели Великого поста падало на 21 февраля. Иными словами, путь в 360–400 км от Владимира до Торжка был пройден татарами за две недели. Ордынское войско делало в среднем по 25 км в день, несмотря на неизбежные задержки у стен крепостей, плененных во время этого марша. Осада Торжка велась с помощью тяжелой техники: «и бишася ту оканнии порокы по две недели, и изнемогошася людье в граде, а из Новагорода им не бы помочи, но уже кто же собе стал бе в недоумении и страсе». [221]Осадные орудия, следовательно, вполне реально было, если не доставить по зимнему пути с указанной скоростью, то энергично изготовить на месте, когда в них возникла прямая необходимость.

Указанный в цитированном тексте двухнедельный срок осады позволяет рассчитать, что падение Торжка произошло около 6 марта. Действительно, Новгородская Первая летопись далее повествует: «и тако погании взяша град, и исекоша вся от мужьска полу и до женьска, иереискыи чин всь и черноризьскыи, а все изъобнажено и поругано, горкою и бедною смертью предаша душа своя Господеви, месяца марта в 5, на память святого мученика Никона, в среду средохрестьную» [222]. Хотя В. А. Чивилихин видит достоверность этой даты в ее подкреплении данными церковного календаря [223], однако именно подкрепление даты оказывается противоречивым, породившим все существующие в литературе разночтения. Во-первых, 5 марта 1238 г. была не среда, а пятница: средокрестное (крестопоклонное) воскресенье приходилось тогда на 7 марта. Во-вторых, святой мученик Никон отмечается в церковных службах 23 марта. Эта последняя (по дню святого) дата произвольно, без каких-либо комментариев поставлена Я. И. Бередниковым вместо «марта 5» при издании Синодального списка Новгородской Первой летописи в 1841 г. [224], откуда она и взята С. М. Соловьевым, хотя ее принятие в высшей степени нелогично, так как превращает двухнедельную осаду Торжка в месячную и решительно отдаляет его падение от средокрестия.