Владимир Янин - Очерки истории средневекового Новгорода

Андрея Александровича на Двину [676]; л. 13 об. – грамота великого князя Дмитрия Ивановича Андрею Фрязину о пожаловании его Печерою в кормление [677]; л. 14–16 – уставная грамота великого князя Василия Дмитриевича Двинской земле 1397 г. [678]; л. 17–18 – договорная грамота великого князя Дмитрия Ивановича с Новгородом [679]; л. 18 об. – 21 – грамота князя Ивана Андреевича Можайского князю Ивану Васильевичу Серпуховскому, составленная в Литве [680]; л. 24–27 об. – договорная грамота Казимира IV с Новгородом начала 70-х годов XV в. [681]; л. 28–28 об. – грамота Новгорода о предоставлении черного бора великому князю Василию Васильевичу [682]; л. 29 об. – 32 об. – так называемый «второй» список Двинских земель [683]; л. 33 об. – отводной список Новоторжских земель 1476 г. [684]; л. 34–35 – так называемый «третий» список Двинских земель 1471 г. [685]; л. 36–36 об. – грамота Новгорода об окончательной расплате по Яжелбицкому договору [686]; л. 37–37 об. – откупная грамота на суд в Обонежье [687]; л. 40–45 – Коростынский договор 1471 г. (новгородская грамота) [688]; л. 45 об. – 49 – тот же договор (московская грамота) [689]; л. 49 об. – 50 – грамота Новгорода о сроках выплаты контрибуции по Коростынскому договору [690]; л. 51–54 об. – Новгородская судная грамота [691]; л. 55 – грамота Новгорода Двинской земле о крестоцеловании великому князю. [692]

Следует согласиться с характеристикой этого сборника, предложенной Л. В. Черепниным: «В нем мы видим попытку не просто собрать, по возможности, все документы по определенному территориальному признаку (Новгород с колониями), а отобрать из них только то, что отвечало задуманному плану: оправдать документальными ссылками наступательное движение Москвы на Новгород» [693]. Однако определение конкретного момента составления сборника и предпринятая Л. В. Черепниным попытка выделить в нем два хронологических пласта, относящихся соответственно к двум походам Ивана III на Новгород – в 1471 и 1475 гг., представляется спорной, и одна из целей настоящего очерка состоит в уточнении хронологической характеристики этого несомненно целенаправленного собрания документов.

Поскольку главное намерение предлагаемой работы заключается в изучении двинской политики Ивана III, первоочередной задачей оказывается датирование трех списков Двинских земель. В «Актах Археографической экспедиции» они все вместе помещены под одним номером и отнесены к 1471 г., хотя дата указана только в одном из них – «третьем». Л. В. Черепнин считал, что самым ранним является «первый» список, составленный якобы не позднее 1471 г.; за ним следует датированный «третий» список 1471 г.; наконец, «второй» список отнесен исследователем к 1475–1476 гг. В соответствии с этим определением находится и хронологическая характеристика всего сборника: Л. В. Черепнин полагал, что первая часть сборника, заканчивая «вторым» двинским списком, была подобрана к походу 1471 г., а весь следующий далее раздел связан с походом 1475–1476 гг. [694]И. А. Голубцов, приняв черепнинскую относительно-хронологическую группировку списков, посчитал более правильным дать расширенные даты: для «первого» списка – «ок. 1462—70 гг.», для «второго» – «ок. 1471—76 гг.» [695].

Таковы существующие в литературе источниковедческие характеристики интересующих нас документов, нуждающиеся в проверке и уточнении.

Одним из московских условий Яжелбицкого соглашения, заключенного в конце февраля 1456 г., была передача Москве ростовских и белозерских земель, купленных или захваченных новгородцами. В тексте договорной грамоты это условие повторено дважды: «А что земли ростовские и белозерские, что покупили наши новогородци, а тых земль князем великим съступилися и грамоты подавали; …что наши братиа новогородци покупили земли ростовские и белозерские или даром поимали, и нам тых земль, обыскав, отступитися вам, великим князем, по крестному целованию; а хто которои земли запритца, тому суд и исправа, по крьстному целованию» [696]

Возникает естественный вопрос о происхождении того правопорядка, на основании которого владельческие права ростовских и белозерских князей оказались в руках великих князей московских. Для уточнения этого вопроса отмечу, что до 1456 г. на указанных землях не было московских волостелей: в противном случае эти земли были бы названы вотчиной великих князей. Следовательно, внедрение на них новгородцев происходило тогда, когда земли находились под суверенитетом Ростова и Белоозера; московские же права на них возникли уже после новгородского внедрения.

Относительно белозерских земель поставленный вопрос решается достаточно просто, поскольку Белоозеро было присоединено к Москве между 1380 и 1384 гг. с ликвидацией собственно белозерского стола [697], что должно было превратить московских великих князей в юридически бесспорных наследников и тех белозерских вотчин, которые оказались экспроприированными Новгородом. Вопрос о «ростовщинах» представляется более сложным.

К 1456 г. Москве принадлежала только Сретенская половина Ростова, купленная у потомков князя Федора Васильевича, т. е. у князей старшей ростовской линии, тогда как Борисоглебская половина вплоть до 1474 г. сохраняла самостоятельный стол, которым владели потомки Константина Васильевича, т. е. князья младшей ростовской линии. Независимость последних от Москвы четко декларирована в духовной Василия Темного: «А княгине своеи даю Ростов и со всем, что к нему потягло, и с селы своими, до ее живота.

А князи ростовские, что ведали при мне, при великом князи, ино по тому и деръжат и при моеи княгине, а княгини моя у них в то не въступается. А возмет Бог мою княгиню, и княгини моя даст Ростов моему сыну Юрью, а он держит по тому же, как держала его мати, что князи ведали свое, ино по тому ж держат» [698]. Оставаясь на логическом уровне исследования, можно было бы предполагать, что «ростовщины», очищения которых требует Яжелбицкий договор, – это экспроприированные новгородцами владения старшей линии ростовских князей, юридической наследницей которых является к 1456 г. Москва.

Вопрос о времени покупки Москвой Сретенской половины Ростова несколько затруднен противоречивыми показаниями источников и приобрел дискуссионный характер. Сведения о разделе Ростова между старшей и младшей линиями ростовских князей содержатся в родословных книгах, которые относят эту акцию к 1328 г.: «А женился князь великий Костянтин у великого князя Ивана Даниловича Московского. А оттоле в лето 6836 ростовских князей род пошол на двое: болшому брату Федору досталася Стретенская сторона, а другому брату великому князю Костянтину Борисоглебская сторона» [699]. Сомневаясь в приведенной дате, поскольку в некоторых ранних родословных росписях она отсутствует, В. А. Кучкин относит раздел Ростова к промежутку от 1316 до 1331 г. [700]Что касается продажи Сретенской половины Москве, то А. В. Экземплярский, сославшись на мнение П. В. Долгорукова о том, что эта продажа якобы была предпринята сыном Андрея Федоровича Иваном при великом князе Василии Дмитриевиче [701], больше склонялся к ее датировке временем Василия Темного, так как сведения о суверенитете Москвы над частью Ростова отсутствуют в духовной Василия Дмитриевича и появляются только в духовной Василия Васильевича. [702]