Тэлфорд Тейлор - От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

На следующий день адмирал Дракс и генерал Думенк попытались убедить советскую делегацию согласиться на три общих принципа совместных действий, выработанных ими. Но русские не проявили к ним интереса. Эти принципы «слишком универсальны, абстрактны, бесплотны, — заявил Ворошилов, — и никого ни к чему не обязывают… Мы же собрались здесь не для принятия общей декларации, а для выработки конкретной военной конвенции, которая должна определить количество дивизий, артиллерийских орудий, танков, самолетов, морских эскадр и пр., совместно участвующих в деле обороны договаривающихся стран». До тех пор пока советская сторона не получит ответа на «кардинальный вопрос … о пропуске вооруженных сил Советского Союза на территорию Польши и Румынии», добавил он, «всякая предварительная работа является до известной степени бесполезной».

На следующий день, 17 августа, наступил неизбежный кризис. Ворошилов предложил прекратить работу совещания до получения ответа на поставленные советской миссией вопросы. Дракс и Думенк возражали, доказывая, что в ожидании ответа можно было бы проделать полезную штабную работу и что сообщение об отсрочке заседаний совещания на неопределенный срок оказало бы пагубное воздействие на уже напряженную обстановку в Европе. В конечном итоге было решено созвать следующее заседание через четыре дня — 21 августа.

Генерал Думенк искренне верил, что русские по-прежнему хотят заключить военное соглашение. Такого же мнения придерживался и маршал авиации Бер-нетт. В донесении своему начальнику штаба из Москвы 16 августа он написал: «Мы считаем, что Россия хочет заключить соглашение с Англией и Францией, но русские опасаются, что они не могут позволить себе ждать, пока Германия завоюет Польшу, и затем вести оборонительные бои на своей собственной территории…»

Сразу же после заседания 17 августа Думенк отправил срочную телеграмму в Париж.

«Заседание 21 августа назначено лишь потому, чтобы не создать впечатления за границей, что переговоры прерваны… СССР хочет заключить военный пакт… Советский Союз не хочет получать от нас клочок бумаги без конкретных обязательств. Маршал Ворошилов заявил, что все проблемы… будут урегулированы без труда, как только будет решен вопрос, который он называет “кардинальным”. Сейчас необходимо дать мне полномочия ответить “да” на этот вопрос».

Но утвердительный ответ на этот вопрос, однако, зависел от правительства Польши и польского генерального штаба. И, следовательно, от успеха попыток французского и английского правительств убедить поляков дать такой ответ. Хотя Париж и Лондон опрометчиво дали свои военные гарантии Польше, не подумав о позиции Советского Союза, теперь — в середине августа — они осознали, что их помощь с запада не спасет Польшу, если Советский Союз одновременно не придет на выручку к полякам с востока.

Министр иностранных дел Боннэ в Париже, как это видно из его переписки и мемуаров, полагал, что французский военный атташе в Варшаве делает все возможное, чтобы убедить польский генеральный штаб принять — более того, приветствовать — советскую помощь, однако позднее станет известным, что генерал Мус делал это неохотно и нерезультативно. (Генерал Гамелен, судя по его переписке и другим документам, не предпринял ничего, чтобы повлиять на генерала Муса или на польский генштаб, хотя вопрос имел жизненно важное значение для французской армии.) Мус разделял враждебное отношение поляков к Советскому Союзу, их преувеличенную оценку польской армии и слабостей советских вооруженных сил. Когда капитан Бофр прибыл вечером 18 августа в Варшаву из Советского Союза и объяснил тупик, в который зашли военные переговоры в Москве, он не встретил сочувствия со стороны генерала Муса. Военный атташе в категорической форме заявил ему, что шансов на принятие Польшей советской помощи нет, и добавил, что сам он также сомневается в «добросовестности» Советского Союза. На доводы Бофра, что даже англичане сейчас признали, что польская армия в одиночку не продержится против немцев более двух недель и, следовательно, без русской помощи обойтись нельзя, генерал Мус стал «яростно доказывать абсурдность недооценки такой превосходной армии, хорошо оснащенной и добившейся большого прогресса в своих тактических доктринах».

Даже если бы генерал Мус был более объективен и прозорлив, можно предположить, что большого значения это бы не имело. Поляки в августе 1939 года, также как и их предшественники на протяжении многих поколений, упорно отказывались видеть то, что наилучшим образом отвечало их интересам, и, так же как это неоднократно было в их трагическом прошлом, казалось, задались целью накликать на себя собственную погибель.

19 августа было решающим днем. Польский министр иностранных дел Бек обещал к вечеру дать определенный ответ.

Вскоре после полудня в Париже почти отчаявшийся Боннэ совещался с временным поверенным в делах Великобритании Кэмпбеллом — английский посол Фиппс тоже находился в отпуске.

«Было бы катастрофой, — заявил Боннэ, — если бы в результате отказа Польши переговоры с русскими сорвались… Полякам просто нельзя отказываться от единственной немедленной эффективной помощи, которая может быть им оказана в случае нападения Германии. Английское и французское правительства были бы поставлены почти в невозможное положение, если бы нам пришлось просить наши соответствующие страны вступить в войну ради защиты Польши, которая отказалась от такой помощи».

Вечером этого же дня в Варшаве Бек дал наконец ясно понять, что ни его, ни польское правительство, ни генеральный штаб переубедить нельзя. Он заявил французскому послу: «Я не согласен, что могут быть вообще какие-то переговоры относительно использования части нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. И мы не хотим его».

В этот роковой момент у англичан и французов осталась лишь одна козырная карта, которую они могли использовать против поляков: заявить им, что, если они не пересмотрят свое решение и не согласятся принять советскую помощь, англо-французские обязательства о помощи будут аннулированы.

Но так далеко ни Чемберлен и Галифакс в Лондоне, ни Даладье и Боннэ в Париже идти не хотели.

21 августа, после четырехдневного перерыва, участники военных переговоров в Москве встретились на очередном заседании. Хотя адмирал Дракс предложил подождать еще три-четыре дня, поскольку ни он, ни генерал Думенк так и не получили от своих правительств ответы на поставленный советской стороной вопрос о проходе войск через территорию Польши, маршал Ворошилов настоял на возобновлении работы совещания в 11 часов утра, как это было согласовано еще 17 августа.