Тэлфорд Тейлор - От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

Адмирал Дракс, видимо осознав, что допустил оплошность, попросил прервать заседание. Ворошилов, однако, отклонил эту просьбу. [12] Перерыв на 15 минут был объявлен. — Прим. ред. Встав из-за стола, он в четвертый и последний раз повторил свой вопрос. На этот раз он был предельно конкретен:

1. Будет ли советским войскам разрешено пройти к границам Восточной Пруссии через территорию Польши в районе Виленского коридора?

2. Будет ли советским войскам разрешен проход через Галицию, чтобы вступить в соприкосновение с войсками противника?

3. Будет ли советским войскам разрешено пройти через территорию Румынии в случае агрессии Германии против этой страны?

«…Ответы на эти прямо поставленные вопросы, — добавил он, — являются кардинальнейшими. Без точных и недвусмысленных ответов на эти вопросы дальнейшие разговоры наши не будут иметь актуального значения».

Англичане и французы попросили сделать краткий перерыв для консультаций. Когда члены делегации вышли в сад, Бофр услышал, как адмирал Дракс воскликнул: «Боюсь, что наша миссия на этом закончилась!» Посоветовавшись, главы западных делегаций составили письменный ответ, который генерал Хейвуд зачитал русским. Ощутимой пользы этот ответ, однако, не принес.

«…Не надо забывать, что Польша и Румыния — самостоятельные государства, и в данном случае разрешение на проход советских вооруженных сил должно быть получено от их правительств. Этот вопрос превращается в политический вопрос, и СССР должен поставить его перед правительствами Польши и Румынии».

Затем Ворошилов после краткого перерыва зачитал подготовленный советский ответ — саркастичный и жесткий.

Советская военная миссия, говорилось в нем, «не забывала и не забывает, что Польша и Румыния являются самостоятельными государствами». Наоборот, именно исходя из этого бесспорного положения, советская военная миссия и просила английскую и французскую военные миссии добиться разрешения этих двух государств на проход советских вооруженных сил. Эта законная задача Англии и Франции, поскольку именно они, а не Советский Союз дали гарантии Польше и Румынии.

«Советская военная миссия выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил через территорию Польши и Румынии.

Советская военная миссия считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР… заранее обречено на провал. Поэтому военная миссия Советского Союза не может по совести рекомендовать своему правительству принять участие в предприятии, явно обреченном на провал».

Для капитана Бофра советский ответ был «исключительно откровенным и логичным и для нас, к сожалению, неопровержимым». Уведомленные о возникшем кризисе, английский и французский послы в Москве быстро провели совещание, а затем направили телеграммы в соответствующие столицы.

«Французский посол и я… пришли к единому мнению (телеграфировал английский посол Уильям Сидс), что русские подняли сейчас кардинальный вопрос, от решения которого зависит успех или провал военных переговоров… а именно: как достичь приемлемого соглашения с Советским Союзом в условиях, когда соседи этого государства упорствуют в своего рода политике бойкота, от которой они откажутся лишь тогда… когда будет поздно… Мы считаем, что советские представители на переговорах совершенно справедливо возлагают на Великобританию и Францию бремя обращения к этим соседним странам».

Сидс, а также французский посол и генерал Думенк, направившие аналогичные телеграммы в Париж, просили оказать нажим на польское правительство, чтобы оно немедленно дало согласие, и подчеркнули «чрезвычайную срочность» получения немедленного ответа. «К сожалению, — замечает Бофр, — ответ так и не поступил». Не то чтобы французское и английское правительства не пытались образумить поляков, но они не проявили достаточной настойчивости.

Боннэ пишет в своих мемуарах, что в пять часов утра 15 августа его разбудил чиновник, который принес депешу от французского посла в Москве, извещавшую о советском требовании.

Быстро ознакомившись с ней, Боннэ, по его словам, понял «исключительную важность телеграммы». Он тут же позвонил польскому послу, который, не подозревая о возникшем кризисе, отдыхал на побережье Бретани. Боннэ попросил посла срочно вернуться в Париж для консультаций. Но пользы это не принесло. Когда французский министр иностранных дел подчеркнул, что Польша должна принять помощь Красной Армии, если она хочет спасти себя, посол Лукашевич ответил: «Никогда!» Боннэ напомнил ему, что Гитлер недавно хвастливо заявил, что завоюет Польшу за три недели.

«Напротив, — ответил посол. — Это польская армия вторгнется в Германию — с самого начала».

Польский посол не имеет представления, сообщил телеграммой Боннэ французскому послу в Варшаве, «об опасности, которую создала его страна подобным непониманием». К несчастью для Польши, этим недостатком страдал не только польский посол, но и ее правители в Варшаве.

Генерал Мус, французский военный атташе в Польше, был отозван из отпуска и срочно командирован в Варшаву, чтобы воздействовать на польский генеральный штаб. В Москве генерал Думенк по своей инициативе решил послать в Варшаву капитана Бофра, чтобы помочь военному атташе и разъяснить польскому военному командованию, что «стратегическое значение русской помощи неоспоримо, так же как и важность заключения военного пакта».

Положение на переговорах в Москве в ночь на 17 августа, когда Бофр выехал поездом в Варшаву, по его оценке, было «критическим. Мы были на грани их срыва… и все еще не получили ответа на наши телеграммы по главному вопросу, поставленному Ворошиловым».

Заседания военных миссий 15 и 16 августа ничего не дали.

15 августа командарм Б. М. Шапошников, начальник Генерального штаба Красной Армии, выразив сожаление, что французские и английские представители не сообщили «ничего конкретного» о своих военных планах, изложил план развертывания вооруженных сил СССР. Он заявил, что «против агрессии в Европе» Советский Союз «развертывает и выставляет на фронт» 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 9–10 тысяч танков, от 5 до 5,5 тысячи бомбардировщиков и истребителей — от этих цифр у англо-французских офицеров буквально перехватило дух. Но и на этот раз русские снова настойчиво подняли прежний вопрос. Участие СССР в войне, пояснил Шапошников, может быть осуществлено, если советские вооруженные силы смогут вступить в бой с немцами, пройдя сперва через территорию Польши и Румынии.