Борис Николаевский - История одного предателя

В работу Боевой Организации чужеродным телом вклинилось покушение на Столыпина, организованное "максималистами". Отделившись от партии социалистов-революционеров и создав свою собственную организацию, они решили самостоятельно вести и террористическую борьбу. Ставили ее они совсем иначе не так, как Боевая Организация: они не признавали той длительной подготовительной работы наблюдения, которая лежала в основе всей работы Боевой Организации, - а действовали, как партизаны, - короткими ударами, внезапными набегами. Именно так они организовали покушение на Столыпина: три члена их организации, вооруженные бомбами, явились в официальные часы приема на дачу Столыпина. Охрана заподозрила неладное и отказалась впустить их внутрь здания. Тогда они бросили свои бомбы в передней. Взрыв разрушил большую часть министерской дачи. Погибло несколько десятков человек: чины охраны, много посетителей, явившихся на прием к министру; в числе погибших были, конечно, и сами террористы. Тяжелые поранения получили малолетние дети министра, - но сам министр почти не пострадал: расходясь воронкой, волны взрыва только слегка затронули его кабинет. (см. на нашей странице книгу дочки Столыпина, ldn-knigi)

Известие об этом покушении Азеф получил в Финляндии. Оно привело его в состояние, близкое к панике. "В августе, в день взрыва дачи Столыпина, - пишет в своих воспоминаниях Вал. Попова, член Боевой Организации, тогда работавшая в финляндской лаборатории последней, - неожиданно к вечеру к нам приехал Иван Николаевич (Азеф). Он был очень взволнован, - таким я еще не видала его. Не только взволнован, но подавлен и растерян. Сидел молча, нервно перелистывая железнодорожный указатель. Хотел ночевать, но потом раздумал и ушел на станцию".

Причины такого его волнения тогда были непонятны, - теперь они ясны: Азеф опасался, что Столыпин и Герасимов сочтут состоявшееся покушение за дело той Боевой Организации, за которую он только недавно поручился своей головой, и понимал, что в этом случае ему не так легко удалось бы оправдаться, как это было в деле с Дубасовым. С другой стороны, имелась опасность, что, не зная истинных организаторов покушения, Охранное Отделение начнет арестовывать находящихся у нее на учете членов Боевой Организации и тем самым провалит Азефа в глазах революционеров. Именно поэтому Азеф спешил в Петербург, - для объяснения с Герасимовым. К его счастию, в этот момент он уже пользовался полным доверием Герасимова и последний не сделал "опрометчивого шага". Но для того, чтобы полностью очистить свою Боевую Организацию в глазах Столыпина, Азефу пришлось добиться от Центрального Комитета опубликования официального заявления о непричастности партии социалистов-революционеров и ее Боевой Организации к этому покушению и даже "морального и политического" осуждения того способа, которым это покушение было совершено. Такие заявления были не совсем обычны в истории революционного движения; в Центральном Комитете были колебания, нужно ли оно: Азеф был настойчив и требовал его, действуя именем Боевой Организации. В конце концов, согласие было дано, отношение к способу совершения покушения по существу действительно было отрицательным, - но составить текст заявления пришлось самому Азефу: этот документ был вообще едва ли не единственным из официальных партийных документов, автором которого был непосредственно Азеф. Настолько для него было важно, чтобы такое выступление партией было сделано.

С организаторами же покушения, с руководителями "максималистов" Азеф рассчитался и иными способами: с этого момента он начал с особым старанием собирать все сведения относительно них, - для того, чтобы передавать эти сведения своему полицейскому начальству.

В партии заявление Центрального Комитета относительно покушения "максималистов" было встречено далеко не с единодушным одобрением. Было не мало людей, считавших его неправильным и по существу: бывают случаи, когда террористы, по их мнению, не имеют права останавливаться и перед соображениями о случайных жертвах во время организуемых ими покушений; такие примеры в прошлом известны, - вполне мыслимо повторение их в будущем, а потому партия не должна была себя связывать столь категорическими заявлениями. И уж совсем многие считали заявление бестактным и ненужным: никто не приписывал данное покушение партии; "максималисты" не собирались от него отрекаться и немедленно же выпустили прокламацию, в которой открыто заявляли, что именно они были его организаторами; в этих условиях заявление Центрального Комитета производило впечатление какого то забегания вперед, - какого то непонятного желания перед кем-то оправдаться.

Эти споры дали толчок и для вынесения наружу общего вопроса о работе Боевой Организации.

"Центральный Комитет осуждает способ, к которому прибегли максималисты . . . Но почему наша Боевая Организация не применяет лучшего? Почему она вообще молчит?" - эти вопросы начали раздаваться все громче и громче в рядах партии, - как со стороны совсем мало посвященных ее членов, так и со стороны тех, кто был относительно хорошо осведомлен. Многие начинали критиковать работу Боевой Организации, - причем в числе таких критиков оказывались и некоторые из членов Центрального Комитета, и люди, хорошо знакомые с техникой боевой работы из бывших провинциальных боевиков. Несколько человек из среды последних составили даже специальную группу, которая поставила своей задачей проконтролировать наблюдательную работу Боевой Организации. Действовали они втайне от Азефа, - и им довольно скоро удалось установить, что наблюдение Боевой Организации идет по ложному пути. Это, конечно, дало новый материал для критики деятельности Боевой Организации, а на этой почве стали возникать острые конфликты, - между Боевой Организацией и ее критиками.

Создавал их и руководил ими, конечно, Азеф. Но он предпочитал, по своему обыкновению, по большей части держаться в тени. Руководящую роль во вне играл Савинков.

Он только что вернулся в ряды Боевой Организации после почти четырехмесячного отсутствия, вызванного арестом в Севастополе. Его тамошние приключения, - суд с нависшей над ним угрозой смертной казни, совершенно сказочный по удачливости побег, - о которых много писалось в газетах, создали ему огромную популярность в партийных рядах. Все окружали его любовным вниманием, - как человека, чудом сорвавшегося с виселицы. С особою нежностью к нему относились члены Боевой Организации. В их рядах, - если не считать Азефа, на которого все боевики смотрели скорее, как на вождя-руководителя, стоящего над ними, чем на равного, - Савинков был самым старшим по своему боевому стажу.