Василий Немирович-Данченко - Скобелев

- Сегодня гибнет Турция, такова воля Аллаха! Мы сделали всё.

- Вы дрались славно, браво... Переведите им, что такие противники делают честь... Они храбрые солдаты.

Им переводят...

- А все-таки мерзавцы, что сдали такие позиции! - заканчивает оп про себя.

Отовсюду восторженные крики... Отовсюду стихийное "ура"... Лица солдат возбуждены, лучезарны.

- Спасибо, друзья, спасибо, товарищи... Спасибо, мои орлы! - кричит им Скобелев в свою очередь.

- ...Сколько у них было людей и пушек? - спрашивает он, кивая на пленных. Тем переводят.

- Тридцать пять тысяч войска и сто тринадцать орудий!

- И сдались!.. Хороши генералы...

Турки, сходя с редута, окружали нас сплошною стеною... В их массах слышалось: "Ак-паша, Ак-паша"... Все они нетерпеливо пробивались взглянуть на Скобелева.

- Что они говорят? - обернулся Скобелев к переводчику.

- Говорят, не мудрено, если их победили, русскими командовал Ак-паша, а с Ак-пашой драться нельзя...

Наверху еще шел бой... Скобелев слушал-слушал и вспыхнул.

- Передайте паше: если через два часа турки в селении Шипка и на высотах не положат оружие, я их буду штурмовать и никому пощады!..

- Они сейчас же сдадутся... - струхнул Вейсиль...

Издали послышалась музыка: развернутый, под распущенными знаменами, стройно подходил Владимирский полк.

- Сейчас, сейчас...

- Я хочу им сам отдать приказание положить оружие...

Господа, останьтесь здесь... Передайте туркам, что я сам еду с ними...

И Скобелев поехал, со всех сторон окруженный вооруженными турками...

Двое или трое следовало за ним из русских.

- Однако наше положение странно!..

- Ну, вот еще!..

- Да как бы вы поступили на месте турок? - спрашиваю я.

Скобелев расхохотался.

- Во-первых, на их месте я бы не был...

- Ну, а если бы?

- Разумеется... Сейчас бы в шашки...

Впоследствии под Геок-Тепе он сделал еще лучше. После штурма и взятия этой крепости Скобелев едет в еще не сдавшийся Асхабат. Ему навстречу - семьсот текинцев в полном вооружении, в праздничных костюмах - цвет текинского войска...

Скобелев обратился к ним с какими-то укорами... Они изъявили свою покорность...

- А если вы попробуете восстать, то я вас накажу примерно...

- Текинцы никогда не лгут!..

- Если так, то, господа, не угодно ли вам ехать обратно... Передайте текинцам, что они составят мой конвой...

И совершилось небывалое. Генерал один, окруженный семьюстами отчаянных врагов, верхом поехал в Асхабат... Двадцать верст они сопровождали его...

И разумеется, ни его прежние победы, ни страх его имени не могли ему создать такой популярности между ними, как эта поездка...

С той минуты он стал кумиром уже всего племени текке.

XXIX

Какая разница с Плевно. Там пленные долго оставались не накормленными. Им пришлось жить на открытом воздухе, в грязи и снегах болгарской зимы. Здесь все было сделано, чтобы смягчить участь несчастных. Они ели вместе с нашими солдатами у котлов; накануне еще Скобелев отдал приказание:

- Заготовить в солдатских котлах двойной запас пищи.

Через три часа по сдаче турки уже получили ее, ночью они спали в землянках и редутах, а утром под конвоем болгарского ополчения их отправили дальше, в Габрово.

- Горе узнали мы потом, у Ак-паши горя не было! - говорили они.

Солдаты, усталые от боя, не ложась спать, готовили кашу туркам, наши офицеры разобрали турецких к себе и оказали им широкое гостеприимство, паши приютились у генералов. На Шипке не умер ни один пленный, в Плевне они умирали сотнями.

- Если хоть десятая доля такой заботливости встретит нас в России - наши семьи могут быть спокойны! - говорили они.

- Смотрите, ребята, турки теперь друзья вам! - говорил Скобелев солдатам.

- Слушаем, ваше-ство! - отвечали они,

- Нет большего позора, чем бить лежащего... А они теперь несчастные, лежачие... Так ведь?

- Точно так, ваше-ство!

- Пока у них были ружья в руках - их следовало истреблять; раз они безоружны, никто не смей их пальцем тронуть... Оскорблять пленного стыдно боевому солдату...

И действительно, отношение скобелевских солдат к ним было искренно и задушевно.

Через день после боя вдоль Балкан, в долине Казанлыка, в две шеренги выстроились легендарные солдаты легендарнейшего из вождей... Одушевленный, счастливый, сняв шапку, мчался мимо них Скобелев.

- Именем отечества благодарю вас, братцы!.. - бросал он им свой привет.

- Ур-ра! - звучало вслед ему, и фуражки летели в воздух, и в глазах этих новых легионеров русского цезаря было столько любви и преданности, что у Скобелева долго потом навертывались слезы на глазах.

(Этот момент талантливый В. В. Верещагин выбрал для своей картины...)

Потом уже в Казанлыке я встретил Скобелева.

Он был мрачен... Интриги опять начались кругом, но это уже достояние истории. Теперь пока я молчу о них... Пусть нечистая совесть его врагов при жизни и его друзей после смерти сама заговорит. Более беспощадной Немезиды нет и не будет.

- Разумеется, вы с нами? - обратился ко мне Скобелев.

- Да...

- Завтра я выступаю в Адрианополь...

- Разве отряд ваш отдохнул?

- Я сегодня объехал свои войска: спрашиваю, нужен ли вам отдых, братцы... хотите ли вы дать туркам время оправиться?.. Никак нет, ответили они... Ну и поведу их... У них есть свой point d'honneur +7..

- Именно?

- Им хочется раньше гвардии прийти... Куда прийти, не знают, потому что о существовании Адрианополя они узнали только теперь... Думают, что в Константинополь веду их...

- Да ведь в Константинополь мы и идем.

Скобелев вспыхнул.

- Да разве иначе можно?.. Иначе нельзя... Нужно дать

России это удовлетворение... Мы можем остановиться только на Босфоре.

И остановились потом на Босфоре, только не дойдя до Стамбула!

В Казанлыке Скобелеву не было ни минуты отдыху, да во время отдыха он и сам никуда не годился, становился нестерпимо капризен, всем недоволен... Это была деятельная, боевая натура, которую спокойствие утомляло гораздо более, чем самая кипучая, самая безотходная работа... Если не было дела, он выдумывал его... Любимою в то время поговоркою его было: "Россия не ждет, отдыхать некогда, отдых - в могиле..." И действительно, он нашел свой отдых только под парчовым покровом, доставленным в отель Дюссо из Заиконоспасского монастыря. Он боялся отдыха...

- Ничто так не развращает, как спокойствие, ничто так не обессиливает, как отдых.

Борьба была для него необходимостью, жизнью... Я думаю, все помнят, что он делал в редкие антракты между двумя походами, сражениями. Другие, высунув язык, падают, бывало, от устали, а он сядет в седло да отмахнет на подставных лошадях карьером верст сто двадцать. Это у него называлось отдыхом. Вернется, обольется водой, проспит несколько часов - и опять свеж, опять готов на трудное предприятие... Или отправится куда-нибудь к офицерам своего отряда и вместе с ними и солдатами проводит целые дни. Для него в это время не было более задушевного общества. Кружок главных квартир тяготил его. Там не свое. Там он или спорил, резко, бесцеремонно обрывая фазанов, или угрюмо, сосредоточенно молчал. Отводил душу только попадая к отцу. Тут или он трунил над ним, или старик прохаживался насчет сына...