Нина Молева - Тайны земли Московской

Но планы — это прежде всего исполнители, а Софья искала славу именно для Голицына, хорошего дипломата и никудышнего полководца. Первый Крымский поход окончился ничем, потому что загорелась степь. В поджоге обвинили украинского гетмана Самойловича. На его место был избран Мазепа. Софья категорически настояла на повторении.

«Свет мой, батюшка, надежда моя, здравствуй на многие лета! Радость моя, свет очей моих! Мне не верится, сердце мое, чтобы тебя, света моего, видеть. Велик бы мне день тот был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Если бы мне возможно было, я бы единым днем поставила тебя перед собою… Брела я пеша из Воздвиженска, только подхожу к монастырю Сергия Чюдотворца, а от тебя отписки о боях. Я не помню, как взошла: чла, идучи!».

Теперь Голицын дошел с войсками до Перекопа, вступил в переговоры, но затянул их, не рассчитав запасов пресной воды, и уже с полным позором вынужден был вернуться. Софья не только закрывает глаза на провал князя, она хочет его превратить в глазах народа в победителя, засыпает наградами, несмотря ни на что, решается на переворот.

Как же не ко времени! Шакловитый не сумел поднять стрельцов. Многие из них перешли на сторону бежавшего в безопасный Троице-Сергиев монастырь Петра. Туда же отправились состоявшие на русской службе иностранцы, даже патриарх. Ставку своей жизни Софья проиграла — ее ждал Новодевичий монастырь.

Но был у этой истории еще и другой, человеческий конец. Оказавшись в монастыре, Софья думает прежде всего о «братце Васеньке», ухитряется переслать ему в ссылку письмо и большую сумму денег, едва ли не большую часть того, чем сама располагала. Впрочем, по сравнению с другими ее приближенными Голицын отделался на редкость легко. Его не подвергли ни допросам, ни пыткам, ни тюремному заключению. Лишенный боярства и состояния, он был сослан со своей семьей в далекую Мезень. Наверное, помогла близкая Петру прозападническая ориентация князя, сказалась и выбранная им линия поведения.

Голицын не только не искал контактов с Софьей, но уверял, что не знал ни о каких планах переворота, а против ее венчания на царство и вовсе возражал, «что то дело необычайное». Он не устает писать Петру из ссылки челобитные о смягчении участи, клянясь, что служил ему так же верно, как и его сестре. И, может, была в этом своя закономерность, что вернувшийся из ссылки, куда попал вместе с дедом, внук Василия Васильевича Голицына становится шутом при дворе племянницы Софьи, императрицы Анны Иоанновны. И даже по-своему входит в историю — это для его «потешной свадьбы» с шутихой был воздвигнут знаменитый Ледяной дом.

С Софьей все иначе. Ни с чем она не может примириться, ни о какой милости не будет просить. Из-за монастырских стен она находит способ связаться со стрельцами, найти доходчивые и будоражащие их слова. Ее влияние чуть не стоило отправившемуся в заграничную поездку Петру I власти, и на этот раз все бешенство своего гнева он обращает не только на стрельцов, но и на Софью. В 1698 году царевны Софьи не стало — «чтобы никто не желал ее на царство». Появилась безликая и безгласная монахиня Сусанна, которой было запрещено видеться даже с ее родными сестрами. Ни одной из них Петр не доверял, неукротимый нрав всех их слишком хорошо знал. Могла же спустя много лет после этого суда измученная цингой и нищетой Марфа Алексеевна написать из другого монастыря: «хотя бы я неведомо где, да и я тово же отца дочь, такая же Алексеевна».

Пятнадцать лет в монастырских стенах, пятнадцать лет неотвязных мыслей, несбыточных надежд и отчаяния. Но история шла своим путем. Царевна забывалась, становилась никому не нужной. И все-таки она находит способ заявить о себе хоть перед смертью. Она принимает большой постриг — схиму под своим настоящим именем Софьи. Чтобы имя это не затерялось. Чтобы хоть на гробовой доске осталась память о дочери тишайшего царя, почти царице, семь лет вершившей судьбами Русского государства.

Это было совпадением тем более неожиданным и невероятным, что речь шла о событиях трехсотлетней давности. Женский голос в телефонной трубке спросил, известны ли мне еще какие-нибудь подробности о жизни Евфимии Савеловой, сестры патриарха Иоакима, кроме приведенных в моей книге «Земли Московской давние предания». Имя Евфимии было связано с чудесами открытой при ее жизни любимой московской иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радости. Незнакомая собеседница назвалась Маргаритой Дмитриевной Савеловой.

«Да, из этого самого рода, и рада вас пригласить на заупокойную литургию по нашему предку — каждый год ее служим в условный день его кончины. Хотели бы в Успенском соборе, но опять разрешения не получили, так что придется в Скорбященском храме на Большой Ордынке». Семейная традиция, пережившая три века и — главное чудо — устоявшая в советское время?

И круглый стол на Московском радио. Вопрос ведущей Таисии Александровны Поповой: не знаю ли случайно историю дома № 15 по Трубниковскому переулку? Как и большинство домов в центре, он намечен к уничтожению. Может быть, что-то даст основание его спасти?

Спасти… Какими словами говорить о культурной среде Москвы, о духе города, неповторимом и единственном укладе его жизни, который сегодня мы стираем с лица земли с еще большей яростью, чем в сталинские или хрущевские времена? Дом не был памятником архитектуры, внесенным в охранный список, — да и имеет ли этот список хоть малейшее значение в наши дни? — он был просто очень старым домом в родовом гнезде Савеловых. Последний его владелец, Леонид Михайлович Савелов — крупнейший специалист по русской генеалогии, один из основоположников этой науки. Действительный статский советник, камергер Двора его Императорского Величества, он заведовал Московским отделением Архива Двора, возглавляя Археографическую комиссию при Императорском Московском археологическом обществе и впервые созданное Историко-родословное общество, хлопотал о создании Музея 1812 года и был председателем Общества потомков участников Отечественной войны. В доме, который собирались снести, начинали скапливаться материалы этого так и не состоявшегося собрания. Вот только истории собственного рода Леонид Михайлович за множеством своих занятий так и не сумел уделить должного внимания, хотя родством с патриархом не мог не гордиться.