Виктор Гюго - Девяносто третий год

-- "...Всякий, кто предоставит им убежище или поможет их бегству, будет предан военнополевому суду и приговорен к смертной казни. Подписано..."

Толпа затаила дыхание.

-- "...подписано: делегат Комитета общественного спасения Симурдэн".

-- Священник, -- сказал кто-то из крестьян.

-- Бывший кюре из Паринье, -- подтвердил другой.

А какой-то буржуа заметил:

-- Вот вам, пожалуйста, Тюрмо и Симурдэн. Белый священник и синий священник.

-- Оба черные, -- сказал другой буржуа.

Мэр, стоявший на балкончике, приподнял шляпу и прокричал:

-- Да здравствует республика!

Барабанная дробь известила слушателей, что чтение еще не окончено. И в самом деле, глашатай поднял руку.

-- Внимание, -- крикнул он. -- Вот еще последние четыре строчки правительственного объявления. Подписаны они командиром экспедиционного отряда Северного побережья, то есть командиром Говэном.

-- Слушайте! -- пронеслось по толпе.

И глашатай прочел:

-- "...Под страхом смертной казни..."

Толпа притихла.

-- "...запрещается оказывать согласно вышеприведенному приказу содействие и помощь девятнадцати вышепоименованным мятежникам, которые в настоящее время захвачены и осаждены в башне Тург".

-- Как? -- раздался голос.

То был женский голос. Голос матери.

III

Крестьяне ропщут

Мишель Флешар смешалась с толпой. Она не слушала глашатая, но иногда и не слушая слышишь. Она услыхала слово: "Тург" -- и встрепенулась.

-- Как? -- спросила она. -- В Турге?

На нее оглянулись. Вид у нее был растерянный. Она была в рубище. Кто-то охнул:

-- Вот уж и впрямь разбойница.

Какая-то крестьянка, державшая в руке корзину с лепешками из гречневой муки, подошла к Мишели и шепнула:

-- Замолчите.

Мишель Флешар растерянно взглянула на крестьянку. Она опять ничего не поняла. Слово "Тург" молнией озарило ее сознание, и вновь все заволоклось мраком. Разве она не имеет права спросить? И почему все на нее так уставились?

Между тем барабанщик в последний раз отбил дробь, расклейщик приклеил к стене объявление, мэр удалился с балкончика, глашатай отправился в соседнее селение, и толпа разбрелась по домам.

Только несколько человек задержалось перед объявлением. Мишель Флешар присоединилась к ним.

Говорили о людях, чьи имена были в списке объявленных вне закона.

Перед объявлением стояли крестьяне и буржуа, иначе говоря -- белые и синие.

Разглагольствовал какой-то крестьянин:

-- Все равно всех не переловишь. Девятнадцать это и будет девятнадцать. Приу они не поймали, Бенжамена Мулена не поймали, Гупиля из прихода Андуйе не поймали.

-- И Лориеля из Монжана не поймали, -- подхватил другой.

Тут заговорили все разом:

-- И Бриса Дени тоже.

-- И Франсуа Дюдуэ.

-- Да, он из Лаваля.

-- И Гю из Лонэ-Вилье.

-- И Грежи.

-- И Пилона.

-- И Фийеля.

-- И Менисана.

-- И Гегарре.

-- И трех братьев Ложре.

-- И господина Лешанделье из Пьервиля.

-- Дурачье! -- вдруг возмутился какой-то седовласый старик. -- Поймали Лантенака, считай всех поймали.

-- Да они и Лантенака-то пока не поймали, -- пробормотал кто-то из парней.

Старик возразил:

-- Возьмут Лантенака, значит саму душу взяли. Умрет Лантенак, всей Вандее конец.

-- Кто это такой Лантенак?--спросил один из буржуа.

-- Так, из бывших, -- ответил другой.

А еще кто-то добавил:

-- Из тех, кто женщин расстреливает.

Мишель Флешар услышала эти слова и сказала:

-- Верно!

Все оглянулись в ее сторону.

А она добавила:

-- Меня вот он расстрелял.

Это прозвучало странно; будто живая выдавала себя за мертвую. Все смотрели теперь на нее, но не слишком доброжелательно.

Действительно, вид ее внушал беспокойство; эта дрожь, трепет, звериный страх -- она была так напугана, что вчуже вызывала испуг. В отчаянии женщины страшит именно ее беспомощность. Словно сама судьба толкает ее к краю бездны. Но крестьяне смотрят на все много проще. Кто-то в толпе буркнул:

-- Уж не шпионка ли она?

-- Да замолчите вы и уходите подобру-поздорову, -- шепнула Мишели все та же крестьянка с корзинкой.

Мишель Флешар ответила:

-- Я ведь ничего плохого не делаю. Я только своих детей ищу.

Добрая крестьянка оглядела тех, кто глядел на Мишель Флешар, показала пальцем на лоб и, подмигнув ближайшим соседям, сказала:

-- Разве не видите -- юродивая.

Потом она отвела Мишель Флешар в сторону и дала ей гречневую лепешку.

Мишель, не поблагодарив, жадно начала есть.

-- И впрямь юродивая, -- рассудили крестьяне. -- Ест, что твой зверь.

И толпа разбрелась. Люди расходились поодиночке.

Когда Мишель Флешар расправилась с лепешкой, она сказала крестьянке:

-- Вот и хорошо, теперь я сыта. А где Тург?

-- Опять она за свое! -- воскликнула крестьянка.

-- Мне непременно надо в Тург. Скажите, как пройти в Тург?

-- Ни за что не скажу, -- ответила крестьянка. -- Чтобы вас там убили, так, что ли? Да я и сама толком не знаю. А у вас и правда не все дома! Послушайте меня, бедняжка вы, вы ведь еле на ногах стоите. Пойдемте ко мне, хоть отдохнете, а?

-- Я не отдыхаю, -- ответила мать.

-- Ноги-то все в кровь разбила, -- прошептала крестьянка.

А Мишель Флешар продолжала:

-- Я ведь вам говорю, что у меня украли детей. Девочку и двух мальчиков. Я из леса иду, из землянки. Справьтесь обо мне у бродяги Тельмарша-Нищеброда или у человека, которого я в поле встретила. Он меня и вылечил. У меня, говорят, кость какая-то сломалась. Все, что я сказала, правда, все так и было. А потом есть еще сержант Радуб. Можете у него спросить. Он скажет. Это он нас в лесу нашел. Троих. Я ведь вам говорю -трое детей. Старшенького зовут Рене-Жан. Я могу все доказать. Второго зовут Гро-Алэн, а младшую Жоржетта. Муж мой помер. Убили его. Он был батраком в Сискуаньяре. Вот я вижу, -- вы добрая женщина. Покажите мне дорогу. Не сумасшедшая я, я мать. Я детей потеряла. Я ищу их. Вот и все. Откуда я иду -- сама не знаю. Эту ночь в сарае спала, на соломе. А иду я в Тург -- вот куда. Я не воровка. Сами видите, я правду говорю. Неужели же мне так никто и не поможет отыскать детей? Я не здешняя. Меня расстреляли, а где -- я не знаю.

Крестьянка покачала головой и сказала:

-- Послушайте меня, странница. Сейчас революция, времена такие, что не нужно зря болтать чего не понимаешь. А то, гляди, вас арестуют.

-- Где Тург? -- воскликнула мать. -- Сударыня, ради младенца Христа и пресвятой райской девы, прошу вас, сударыня, умоляю вас, заклинаю всем святым, скажите мне: как пройти в Тург?

Крестьянка рассердилась.

-- Да не знаю я! А если бы и знала, не сказала бы. Плохое там место. Нельзя туда ходить.

-- А я пойду, -- ответила мать.

И она зашагала по дороге.

Крестьянка посмотрела ей вслед и проворчала:

-- Есть-то ей надо.

Она догнала Мишель Флешар и сунула ей в руку гречневую лепешку.