Андрей Андреев - Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Сборник постановлений… Т. 1. С. 1193.

РГИА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 205. Л. 197 об.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 1674, 1699.

РГИА. Ф. 733. Он. 29. Д. 84. Л. 2 об.

Подобное обозначение использовалось в делопроизводстве министерства духовных дел и народного просвещения, а в историографии употреблено в кн.: Рождественский С. В. Исторический обзор… С. 113, 139.

Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1868. С. 18.

О Московском университетском благородном пансионе см.: Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 2000. С. 192–206; Кулакова И. П. Университетское пространство и его обитатели. Московский университет в историко-культурной среде XVIII в. М., 2006. С. 156–166; Пономарева В. В.,Хорошилова Л. Б. Университет для России. Т. 3. Университетский благородный пансион 1779–1830. М., 2006.

Сборник распоряжений по министерству народного просвещения. СПб., 1898. Т. 1. С. 141–142.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 426 – прошение графа И. А. Безбородко; ср.: Там же. С. 79 – прошение П. Г. Демидова.

Там же. С. 382.

Шульгин В. Я. История университета Святого Владимира. СПб., 1860. С. 14.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 421.

Учреждение Императорского лицея и первые 6 лет его существования в 1810–1815 гг. // Памятная книжка Императорского Александровского Лицея на 1856–1857 гг. СПб., 1856. С. 6.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 634.

Селезнев И. Исторический очерк Императорского бывшего Царскосельского, ныне Александровского лицея за первое его пятидесятилетие с 1811 по 1861 г. СПб., 1861. С. 6.

Мнение современников по этому поводу отразилось в переписке Сперанского, который уже в 1815 г. писал, что лицей «соединяет в себе несравненно более видов, нежели все наши университеты» — Сперанский M. М. Дружеские письма к Масальскому. СПб., 1866. С. 65.

См. подробнее: Диссон Ю. А. «Благородная альтернатива» российским университетам: лицеи и благородные пансионы в России конца XVIII – первой трети XIX в. // Вопросы истории естествознания и техники. 2007. № 4. С. 138.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 1145–1146.

Там же. С. 1137–1139.

Там же. С. 1012.

Владимирский-Буданов М. Ф. Пятидесятилетие университета Святого Владимира. Киев, 1884. T. I. С. 47.

Характерна история С. П. Шевырева, который после окончания в 1822 г. Московского благородного пансиона захотел поступить в Московский университет, чтобы получить ученую степень кандидата, но ему было отказано (!) из-за того, что как отличный выпускник пансиона он уже имел чин 10 класса. – Петров Ф. А. С. П. Шевырев – первый профессор истории российской словесности в Московском университете. М.,1999. С. 3.

Рождественский С. В. Исторический обзор… С. 76.

Речь идет о знаменитой ревизии Казанского университета, по результатам которой М. Л. Магницкий поставил в Главном Правлении училищ вопрос, что университет «причинивший очевидный вред не только от себя непосредственно, но и в обширном округе, по непреложной справедливости и по всей строгости прав, подлежит уничтожению», и далее предлагал «публичное его разрушение» (Рождественский С. В. Исторический обзор… С. 118). Решающим фактором в последовавшем обсуждении стало нежелание Александра I идти на такой серьезный шаг – император сказал: «Зачем разрушать, можно исправить». Этот сюжет широко освещен в историографии, см., например: Петров Ф. А. Формирование системы университетского образования в России. Т. 2. С. 492–495 и др.

Сборник постановлений… Т. 1. С. 1360.

Там же. С. 1361.

Диссон Ю. А. Указ. соч. С. 142.

Андреев А. Ю. Московский университет… С. 210–211.

Примеры аттестатов приведены в кн.: Андреев А. Ю. Указ. соч. С. 250. Заметим, что в аттестатах многих дворян фигурировали лекции профессоров трех факультетов – физико-математического, словесного и нравственно-политического. Это отражало, во-первых, общий энциклопедический характер учебы юных дворян начала XIX в., а во-вторых, что, не собираясь сдавать экзамены на степень кандидата, им не требовалось прикреплять себя к определенному факультету. Именно этим объясняется разнобой в биографиях А. С. Грибоедова, П. Я. Чаадаева, H. М. Муравьева, И. Д. Якушкина и др. относительно факультета, на котором они учились в Московском университете. На самом деле такая постановка вопроса для своекоштных студентов-дворян 1800-х – первой половины 1810-х гг. лишена смысла. Ср. также: Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998. С. 111.

Формально только к таким студентам в начале XIX в. и можно применять термин «окончили университет», относительно же всех остальных, которые выходили из университета с аттестатом о прослушанных лекциях, следует говорить, что они «учились в университете».

ПСЗ. Т. 36. № 27646. Например, в 1829 г. в Московском университете для получения степени кандидата требовалось набрать не менее 33 баллов, действительного студента – не менее 23 баллов. В случае неудачи разрешалось, согласно «Правилам», сдавать выпускные экзамены повторно, до трех раз — Насонкина Л. И. Московский университет после восстания декабристов. М., 1972. С. 29.

Эта тема сквозной нитью проходит через многие студенческие воспоминания того времени. Ср., например, слова известного поэта и сановника начала XIX в. И. И. Дмитриева, обращенные к мемуаристу, которого в 1831 г. зачисляли в студенты «по протекции», без надлежащей подготовки: «Сожалею, что вы поступаете в университет не для научной цели, а единственно для того, чтобы получить диплом – этот пергамент, дающий известные, исключительные права» — Вистенгоф П. Ф. Лермонтов в Московском университете (из моих воспоминаний) // Московский университет в воспоминаниях современников. С. 175.

Уставом 1804 г. контроль был предусмотрен только за учебой казеннокоштных студентов, для чего установлена должность инспектора, надзор которого не касался своекоштных студентов (§§ 115–119).

Петров Ф. А. Указ. соч. Т. 1. С. 280.

Уже в 1820 – начале 1830-х гг. слово «курс» начало обозначать и студентов, совместно слушающих предписанные лекции. Так, К. С. Аксаков вспоминал о формировании «курсового самосознания»: «В мое время полный университетский курс состоял только из трех лет, или из трех курсов… На первом курсе словесного отделения было нас человек 20–30. В назначенный день собрались мы в аудиторию, находившуюся в правом боковом здании старого университета, и увидали друг друга в первый раз… Тут молча почувствовалось, что мы товарищи, – чувство для меня новое». Далее, противопоставляя свой курс другим, он дает им нумерацию – такую же, какая употребляется и сегодня: «…Курс наш был не замечателен личностями… Еще будучи на первом курсе, познакомился я через Дмитрия Топорнина со Станкевичем, бывшим на втором курсе». – Аксаков К. С. Воспоминания студентства 1832–1835 // Московский университет в воспоминаниях современников. С. 182, 187.