Василий Глотов - Наедине с совестью

- Так, так, - раздумчиво проговорил комдив. - Это очень хорошо. Значит, в проводнике у вас нужды не будет. - Тут он взглянул на Смугляка. - Как вы себя чувствуете, товарищ гвардии лейтенант? Оправились от ушиба?

- Давно уже! - доложил гвардеец.

- Прекрасно. Я приготовил для вас серьезное боевое задание. Нелегкое задание, но я твердо уверен, что вы с ним справитесь. Как это сделать поговорим завтра. Потребуется большая осторожность и бдительность, Сейчас возвращайтесь в свое подразделение и начинайте осваивать полевую рацию. Можете идти!

- Есть идти! - стукнул каблуками Смугляк.

Через два дня, в темную ночь, гвардейцы на "У-2" перелетели линию фронта и высадились в тылу врага, в тридцати километрах от переднего края и в десяти - от месторасположения склада.

Теперь они уверенно шли на запад, прижимаясь к лесам, сознательно обходили проселочные дороги и населенные пункты. Смугляк нес маленькую полевую рацию, а Корень - продукты и боеприпасы. В пути они часто менялись ношами, делали короткие передышки и снова шли по лесам, в район фашистского склада.

Уже начинало светать. Огромная заря окрашивала поляны в багровый цвет. Впереди туман затянул низину, и она походила на большое мутное озеро. Вскоре показался стог свежего сена. Смугляк и Корень подошли к нему, остановились, сняли с плеч ноши.

- Давай передохнем тут, взводный! - устало проговорил Янка, расстегивая воротник гимнастерки. - Давно я не ходил так: напарился, как в бане. А может, и вздремнем трошки?

- Нет, оставим такое удовольствие! - строго взглянул на Янку Смугляк. - Пока совсем не рассвело, надо идти.

- Это верно.

Они снова зашли в лес и затерялись. Узкая продолговатая поляна разделяла зеленый массив леса на две части. В воздухе висел густой запах мха, смолы и мяты. Янка оживленно посмотрел вокруг, улыбнулся и заговорил как-то тепло, задушевно:

- Слушай, взводный, я ведь домой иду. Смотрю вот на эту поляну, на этот лес и небо - и мне все родное здесь! Вон за той большой рощей - мое село. Видишь? Верст пять еще, не больше. В другое время в гости зашли бы, кваску холодного попить.

Восход солнца застал их уже далеко от места высадки. Кругом все цвело, зеленело. Бесконечный лес наполнялся стоголосым гомоном и щебетом птиц. Мир казался необозримо просторным. Только заросшие сорняками пашни напоминали о войне, о запустении. При выходе на опушку леса Янка остановился, подумал.

- Не пойдем дальше, - неожиданно проговорил он. - Лес теперь начнется редкий. Рисковать не стоит. День проведем здесь.

Смугляк согласился.

Они расположились в березняке, возле старой тропинки, поели. Лучшее место для дневки трудно было подыскать. Вблизи ни следов, ни жилья. Глухота! Высокая густая трава стояла нетронутой. Хорошо: значит, в этих местах никто не бывает. Можно спокойно передохнуть, осмотреться и наметить план дальнейших действий.

Так думал гвардии лейтенант. Но совсем другими мыслями был занят Янка Корень. Буйное цветение природы и тишина летнего солнечного дня увлекли его в размышления. Он глядел на белые дерзкие ромашки и, словно в полусне, видел свою любимую. Сколько раз выходили они в поле собирать белые и голубые подснежники. Хорошо было Янке с Фаиной Михайловной. Две последних встречи, голубые вечера, письма! Разве забудешь это? Повернулся к Смугляку, сказал мягко:

- Опять душа тоскует! Приварила меня к сердцу своему Фаинушка. На цветы смотрю - ее вижу. Переобуваться начну - гоже она перед моими глазами. Носки она мне связала. А позавчера, перед вылетом сюда, носовой платок подарила. Вот смотри - сама вышивала. Заботливая, на все руки мастерица. Уцелею - непременно женюсь на ней. С такой легко будет шагать по жизни!

Смугляк, улыбаясь, молча смотрел на друга.

В полдень из леса на поляну неожиданно выехала повозка. В передке сидел белоголовый подросток в розовой полинялой майке. Остановив лошадь, он не спеша слез с повозки, опустил чересседельник и, взяв косу, отошел в сторону. Выбрав место, подросток поточил литовку и ловко начал косить сочный густой пырей. Знакомый звон косы и приятный хруст скашиваемой травы доносился до слуха гвардейцев. Эта картинка напомнила Михаилу дни сенокоса в подшефном совхозе. Он выезжал туда с бригадой шахтерской молодежи. Вот так же размахивая косой, молодой шахтер шел впереди всех, прокладывая широкий прокос. За ним - Тася Бушко, Степан Ковальчук и Сашка Кубарев. Живая, энергичная Тася, стройная, с алыми щеками, нагоняла Михаила и громко, чтоб слышали все, покрикивала:

- Спеши, Мишенька, пятки обрежу!

А вечерами они уходили на околицу, где собиралась совхозная и прибывшая из города молодежь. Двухрядка Сашки Кубарева, грустя и вздыхая, отзывалась в глубине леса удивительно милыми переливами. Звонкоголосая Тася безумолку пела свои любимые частушки. Михаил издали узнавал ее голос, спешил к ней.

- Опять зовет колокольчик!

Это была первая, самая чистая и самая горячая любовь Михаила. Светлый образ девушки никогда не стирался в его памяти, не уходил из его сердца. Сотни раз хотелось ему соколом лететь к шахтерскому клубу, где они встречались по вечерам. Но не было у Михаила крыльев сокола. Теперь затерялась любовь его на фронтовых дорогах. Тася, Тасенька, где же ты, милая, русоволосая певунья? Давно уже не звенел колокольчиком твой любимый голос.

Михаил так глубоко ушел в думы, что на минуту забыл, где он находится. Янка подумал, что взводный засыпает, решил не беспокоить его, продолжал наблюдение за косарем-подростком. А когда он убедился, что гвардии лейтенант не спит, пододвинулся к нему, легко коснулся его руки.

- Взводный, может, поговорим с этим хлопцем?

Смугляк словно очнулся, поднял голову.

- Не возражаю. Давай поговорим.

Спрятав в кустах рацию, они осмотрелись кругом и направились к повозке. Высокая трава заплеталась за ноги, шелестела и щелкала. Но подросток не слышал приближающихся шагов. Гвардейцы остановились в трех метрах от паренька, и Янка, приложив руку к головному убору, приветливо сказал:

- День добрый, земляк!

Косарь быстро повернулся к ним лицом и замер от удивления. Он оробел в первую минуту: черенок косы выпал из его рук, но он быстро оправился и, осмелев, пристально осмотрел подошедших. Кто же они такие? У обоих на пилотках виднелись маленькие зеленые звездочки. Вот в такой же форме был его отец, когда уходил на фронт. А может, эти незнакомые люди переоделись? Поднял глаза, спросил робко:

- А вы чьи? Наши или нет?

- Если ты считаешь Красную Армию своей, тогда мы ваши, - улыбнулся Янка. - У меня вот мать тут в Лужках живет. Может, знаешь Корень Татьяну Тимофеевну? Не знаешь? А тебя как зовут? Максимом? О, хорошее имя. Отца моего тоже так звали. Ну, садись, Максим, и расскажи нам, как вы тут поживаете?