Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь королевских мушкетеров

Личная преданность человеку, а не стране, превалирование личных интересов над национальными (например, бретонцы соглашались сражаться с англичанами, но отказывались идти против австрийцев) были чреваты самыми тяжелыми и плохо предсказуемыми последствиями. Великий политик Ришелье не мог этого не понимать; именно в его речах и докладных записках королю впервые появилось понятие «отечество». Людовик XIV, вознамерившийся единолично править страной, пошел еще дальше, пытаясь приобщить свой народ к своим великим замыслам. Во время последней затеянной им войны во всех приходах королевства священники зачитали с кафедр обращение короля к народу от 12 июня 1709 года: «Хотя я отношусь к моим народам с не меньшей нежностью, чем к собственным детям; хотя я разделяю все невзгоды, которые война несет моим верным подданным, и показал всей Европе, что искренне желаю доставить им радости мира, я убежден, что они сами воспротивились бы условиям, равно противоречащим как справедливости, так и чести имени француза».

Людовик XV, не отличавшийся воинственным характером, предпочитал спокойно править своим королевством, а не расширять его границы. После блестящих побед французского оружия он подписал в 1748 году мирный договор… вернув Австрии завоеванные Южные Нидерланды. По его словам, он поступил «как король, а не как торгаш». Этот широкий жест приветствовали в Европе, но дома «глупый мир» приняли в штыки. После этого французы простили Людовику XIV непомерные налоги, бессчетных внебрачных детей и роскошь Версаля, поскольку он утверждал на поле битвы национальные интересы. По мнению историков, именно в 1748 году во Франции зародилось «общественное мнение» – мнение французской нации.

И все же война по-прежнему оставалась делом короля и армии, а не народа. «Нет другого народа в мире, столь мало способного к войне, как наш», – с горечью отмечал Ришелье. Доля иноземных наемников в войсках составляла в среднем 15-20 процентов. Во времена Людовика XIV 12,6 процента генерал-лейтенантов и 13,8 процента маршалов Франции были иностранцами. Некоторые войска, например кавалерийские корпуса венгерских или хорватских гусар, набирали из иностранцев-дезертиров. Их задачей были преследование беглецов, разведка и связь. Французских крестьян загоняли в армию палкой и заставляли служить под угрозой смерти или каторги. В XVIII веке только треть солдат была из горожан, да и то в основном бывших крестьян, не нашедших себе в городе работы. В армию вербовались должники и преступники, стремившиеся избежать наказания; добровольцы часто покидали ее ряды до истечения шестилетнего срока службы, купив себе замену. Эта недисциплинированная и порой плохо обученная масса была слишком ненадежна, чтобы использовать ее как орудие для осуществления честолюбивых замыслов. Для этой цели требовались верные, бесстрашные и умелые люди, которые сделали бы войну своим ремеслом, а защиту короля и его интересов – священным долгом. Такой элитой стали дворянские роты, образовывавшие военную свиту французских королей, в число которых входили и королевские мушкетеры.

Дворяне и духовенство вместе взятые составляли всего два процента населения Франции. Дворяне были привилегированным сословием: не платили почти никаких налогов, имели исключительное право занимать высшие должности в армии и при дворе, жили доходами со своих поместий (дворянам принадлежала четверть французских земель), взимая с крестьян оброк деньгами или натурой. Но и само дворянское сословие не было однородным: богатые и влиятельные вельможи вели разорительную и праздную жизнь при дворе, наслаждаясь всеми ее благами; министры, председатели провинциальных парламентов, интенданты использовали свое положение в целях личного обогащения (хотя над ними и висел дамоклов меч королевского гнева и опалы); а мелкопоместные дворяне в провинциях цеплялись за свои привилегии, выколачивая последние деньги из крестьян или возглавляя их мятежи, чтобы улучшить с их помощью свое существование.

Дворянин не имел права заниматься физическим трудом, не уронив своего достоинства; ремесла и торговля были для него под запретом (Ришелье тщетно пытался переломить эту ситуацию). Чиновничьи должности, как правило, были продажными и стоили немалых денег, поэтому дворянину, не чувствующему в себе призвания к роли помещика (или не имеющему возможности ее исполнять), оставался выбор: посвятить себя Церкви или служить в армии.

Армейские чины тоже продавались за деньги; тем не менее в эпоху постоянных войн армия была тем общественным стартом, где можно было сделать карьеру без «стартового капитала», проявив свои незаурядные качества. Но такими качествами должны были быть личное мужество, сила, выносливость, честолюбие и самоотверженность, то есть все те свойства, которыми наделяла своих детей Гасконь, бывшая на протяжении веков кузницей кадров для французской армии.

Гасконь находилась во Франции на особом положении. С VII по XII век это была отдельная страна с автономным правительством в лице графов, а затем маркизов и наследных герцогов, со своими обычаями, верованиями и народом. За эти пять веков Гасконь выковала свою индивидуальность, которая несмотря ни на что сохранилась и позже, когда она сделалась частью княжества Аквитанского, что привело ее к раздробленности и упадку. Гасконцы были потомками иберийских племен, а не галлов и франков, как остальные французы; укрываясь за стеной Пиренеев, о которую раз за разом разбивались волны завоевателей-германцев, они сохраняли свою самобытность, поддерживали чистоту своей расы и шли своим путем. Ловко сочетая дипломатию и стойкость, они сформировали свой особый характер.

Не вдаваясь в географические подробности, скажем, что Гасконь расположена между Пиренеями и Гаронной, между Беарном и Сентонжем, между горами и равниной. У всех протекающих там рек и речушек один берег высокий, обрывистый, а другой – пологий. Исходив вдоль и поперек свою родину, гасконцы приобрели стальные икры и были неутомимыми путниками, что являлось важным обстоятельством в те времена, когда исход сражений решала пехота. Плодородной гасконскую землю не назовешь; чтобы жить, нужно было отправляться на чужбину и пробиваться там любой ценой, используя хитрость, дипломатию, а чаще шпагу; приспосабливаться к любой среде. История и природа сделали гасконцев воинственными и практичными, жаждущими славы. Если нужно преодолеть трудности или завоевать чью-то симпатию – гасконец в своей стихии. Вынужденный рассчитывать только на себя, он проявляет смекалку и упорство и в конце концов добивается своего. Впрочем, гасконец всегда мог опереться на плечо земляка: взаимовыручка была одним из правил поведения, узаконенных в XIV веке, а на самом деле восходящих к седой древности; его точно сформулировал Александр Дюма: «Один за всех, и все за одного!»