Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь королевских мушкетеров

Это живой, грациозный танец, требующий определенных навыков. В Провансе танцевали ригодон – парный танец, особенностью которого является то, что различные па исполняют не сходя с места, подпрыгивая и выделывая ногами антраша.

Во Франции охотно перенимали и заграничные танцы. Так, куранта и гальярда пришли из Италии, чакона и сарабанда – из Испании. Гальярда состояла из быстрых движений и разнообразных прыжков и пируэтов; итальянская куранта во французском варианте превратилась из быстрого танца в медленный. Во времена Людовика XIV курантой открывали балы: пары перемещались скользящими шагами по диагонали, двигаясь на три счета и исполняя ряд обязательных фигур. В XVIII веке куранту сменил менуэт. Такая же метаморфоза произошла с сарабандой: изначально это был подвижный и, как бы сейчас сказали, «сексуальный» танец; Людовик XIII танцевал его с кастаньетами. При дворе же Людовика XIV он стал медленным, величественным и изящным.

В XVIII веке в моду вошли контрданс (прародитель кадрили) и котильон. Контрданс пришел из Англии, его название происходит от country dance – «деревенский танец». Однако около 1740 года французы преобразили его по-своему. Это был веселый и жизнерадостный танец на незамысловатую мелодию, использующий шаги из бурре и гавота, а также другие, произвольные фигуры, которые объявлял распорядитель бала.

Контрданс, как и бранль, – название собирательное. Оно объединяет огромное количество танцев, в которых четыре пары стоят друг против друга. Постепенно техника танца все более усложнялась. Молодежь, посещавшая балеты, перенимала движения сценических танцев и в упрощенном виде исполняла их на балах и вечеринках.

Котильон был вариантом контрданса, исполнявшимся в конце бала. Одна пара показывала фигуры, другие их повторяли. Этот танец пользовался большим успехом, потому что количество фигур в нем было ограничено, а сами фигуры просты.

Фигуры из бурре и ригодона использовали в тамбурине – провансальском танце, исполнявшемся под бубен и свирель. Вообще бубны, деревянные барабаны и дудки были главными инструментами сельских оркестров, игравших на праздниках, и большинство танцев исполнялось под них. Придворные балы проходили под звуки струнных оркестров,, праздники под открытым небом – под гром барабанов и медь духовых оркестров Большой и Малой конюшен.

Если у мушкетера было свободное время (но не было денег), он мог, например, пойти потолкаться на Новом мосту или на ярмарке. Каждый год в Париже устраивали две большие ярмарки: весной – в Сен-Жермен-де-Пре, летом – в Сен-Лоране. Среди лавок и лотков со всякого рода товарами посетителям предлагались и многочисленные увеселения: послушать зазывал в стиле скоморохов Табарена и Мондора, посмотреть на акробатов и канатоходцев, покататься на карусели и поглазеть на уродов, великанов и карликов, экзотических и дрессированных животных, на кукол и восковые фигуры. Ярмарочные представления во всем своем разнообразии заменяли современный цирк. И тут без казусов не обходилось: Сирано де Бержерак принял обезьянку Фаготена, наряженную лакеем, за слугу, который нагло строит ему гримасы, и пронзил ее шпагой. С тех пор каждый кукольник на ярмарке считал своим долгом завести себе обезьянку и назвать ее Фаготеном.

К числу бесплатных зрелищ относились и казни. Подобное развлечение нам сейчас кажется отвратительным, но в те времена женщины и дети старались пробиться в первые ряды, чтобы лучше видеть, и зеваки нередко разбирали останки казненных «на сувениры».

За мелкие преступления подвергали унизительным наказаниям, главным из которых было выставление у позорного столба. Осужденного, связав ему руки спереди и привязав их к повозке палача, вели к позорному столбу, установленному в центре главной городской площади (в Париже – на Гревской площади перед Ратушей). К столбу была прикреплена цепь, с которой свисал железный ошейник шириной в три пальца; его защелкивали на шее осужденного и навешивали замок. Иногда на грудь провинившегося вешали табличку с указанием его преступления: ростовщик, должник и т. д. У позорного столба оставляли на несколько часов, а то и на несколько дней. Это наказание было отменено только в 1832 году.

Фальшивомонетчиков окунали головой в кипящее масло или заливали им в глотку расплавленный свинец; правда, к 1630-м годам ограничивались отрубанием головы или повешением. Ведьм и колдунов сжигали, предварительно удушив. Но вот Урбану Грандье, казненному в 1634 году по ложному обвинению в наведении порчи, не повезло: его сожгли живьем. Обезглавливание было привилегией дворянства, однако за существенные преступления дворянина могли и повесить как простого злодея. Правда, палач мог ускорить его смерть, уцепившись руками за перекладину виселицы и надавив ногами на связанные руки осужденного.

В 1672-1680 годах весь Париж с замиранием сердца следил за перипетиями «дела о ядах», в котором оказались замешаны знатные особы. В 1672 году в бумагах умершего кавалерийского офицера Годена де Сент-Круа обнаружили улики против его любовницы маркизы де Бренвилье, которая отравила своего отца, двух братьев и сестру, чтобы присвоить себе их долю наследства. Маркизу судили и казнили в 1676 году: палач отрубил ей голову, затем ее тело бросили в огонь, а пепел развеяли по ветру. Утром палачи бросили то, что от нее осталось, в Сену, а толпа разобрала «на память» несколько косточек.

На следующий год следствие выяснило, что некая Мари Босс снабжала ядами супруг некоторых членов парламента, желавших овдоветь. Мари Босс выдала женщину по фамилии Монвуазен (или Ла Вуазен) и других сообщниц. В своих показаниях обвиняемые назвали некоторых знатных особ, поэтому для суда над ними была учреждена особая комиссия – «Огненная палата». Шеф полиции Ла Рейни провел тщательное расследование, во время которого обнаружилось, что к обвинениям в отравлении следует присовокупить и другие преступления: убийство детей во время «черных месс», осквернение Святых Даров и даже изготовление фальшивых денег. Тем временем военный министр Лувуа и министр финансов Кольбер по просьбе короля проводили собственное тайное расследование, поскольку самые известные лица из числа обвиняемых входили в ближнее окружение Кольбера. Ла Вуазен судили вместе с тридцатью шестью ее сообщниками, приговорили к смерти и сожгли на Гревской площади 22 февраля 1680 года.

За оскорбление величия полагалась казнь через усекновение головы. Во Франции головы рубили не топором, а прямым и широким мечом, называемым «меч правосудия». Опытные палачи использовали это оружие очень ловко, почти не причиняя страданий осужденному. Графу де Шале, казненному в 1626 году, и маркизу де Сен-Мару с его товарищем де Ту, участникам последнего заговора против кардинала Ришелье (1642), не повезло: они попали в руки непрофессионалов, которые нанесли им несколько десятков ударов, прежде чем прикончить. Во избежание подобного герцога де Монморанси, обвиненного в измене королю, казнили с помощью итальянской машины (прообраза гильотины), представлявшей собой острый топор, зажатый между двух деревянных стояков.