Егор Гайдар - ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД

Твердо убежденный, что если уж явно денег на это не будет, то нужно так прямо и сказать, я сразу поставил этот вопрос и провел решение об официальной ликвидации невыполненных дотаций на комбикорма. Но буквально на следующий день это решение В.Черномырдин отменил, пустые обязательства были пролонгированы.

Все шло чрезвычайно трудно. Поистине предстояло разгребать Авгиевы конюшни. Готовые, давно назревшие, опоздавшие по меньшей мере на полгода документы по либерализации внешнеэкономической деятельности, сокращению круга квотируемых товаров, снижению экспортных пошлин, защите прав акционеров, жилищной реформе лежали в аппарате без движения. Снова и снова убеждался, что заметно изменившийся, безмерно разбухший за минувший год аппарат правительства аморфен, недееспособен. Только если лично заниматься каждым из нормативных актов, не выпускать их из рук при визитах к премьеру, можно добиться хоть какого-то результата. Иначе все как в песок – бесследно.

Заметно изменился стиль работы, вновь возобладала знакомая по прежним годам помпезность, монументальность. В 1992 году я был твердо убежден – обязанное вместе со страной переживать тяжелый кризис правительство не может позволить себе никаких излишеств. Только в этом случае оно обретает моральное право проводить жесткие, социально конфликтные меры. Я всегда был готов предложить любому проверить расходную роспись Минфина и подсказать нам – от чего мы еще можем, а следовательно, должны отказаться.

Конечно, скромность нельзя доводить до глупости. Премьер, отправляющийся на работу в трамвае, – может, такое и хорошо для предвыборной пропаганды, но непозволительная роскошь для страны. Весь вопрос в разумности меры, поэтому, слыша то и дело возникавшие предложения о закупке "мерседесов", о запуске в производство серии новых роскошных машин для руководства, которые в народе прозвали "членовозами", категорически их отклонял. Когда в 1992 году вопрос о массовой закупке "мерседесов" для членов правительства поставила служба охраны, я ответил: президент у нас один, все, что надо для его безопасности, – пожалуйста. Но сам я ездил и езжу на "Волге", другим руководителям ничто не мешает следовать этому примеру. Постепенно начал замечать, что такая позиция вызывает раздражение. Допускаю, что многое делалось вовсе не из страсти к роскоши и не из-за нескромности, возможно, кто-то, по российской традиции, считал, что именно таким путем вызывается "уважение" к власти. Но мне это было явно не по душе. Подобный же перебор проявился, кстати, и в истории с обустройством Белого дома, и в проекте строительства нового здания парламента. Период, когда скромность правительства считалась нормой, отошел в прошлое.

Видно и то, как изменилась в последнее время обстановка вокруг Б.Ельцина. В 1992 году, когда я возглавлял правительство, вмешательство какого-нибудь Коржакова или Барсукова в экономическую политику было вообще за гранью мыслимого. Они воспринимались исключительно как охранники. Теперь же факт их резко возросшего влияния – секрет Полишинеля. Вместо четкой и последовательной линии на равные правила игры, унификации налогового и таможенного режима имеем теперь, после октября 1993 года, поток странноватых решений об индивидуальных льготах. Определенный крен в сторону коррумпированного, бюрократического капитализма, с его тесно переплетенными собственностью и властью. А моего влияния и возможностей явно не хватает, чтобы все это остановить.

Вот так и вышло, что вскоре после того, как смолк октябрьский грохот танковой канонады и стало ясно, что политическая ситуация стабилизировалась, я начал задумываться, насколько продолжительной и полезной может быть моя работа в правительстве по "второму призыву".

Тем временем усилия по сокращению ничем не обеспеченных государственных обязательств, регулированию бюджетного кризиса начали приносить результаты. Среднемесячные темпы роста денежной массы в октябре-декабре составили около 10 процентов. Значит, весной 1994 года должны будут опуститься до этого уровня и месячные темпы инфляции. Конечно, по стандартам устойчивых рыночных экономик это еще слишком большая цифра, однако угроза гиперинфляции все же осталась позади.

Но вот незадача: то, что с точки зрения перспектив экономики страны является успехом, в предвыборной кампании может обернуться одной из причин серьезной неудачи. Так уж повелось, что за последствия чужих ошибок отвечают политики, которые у власти сейчас, никто не помнит и помнить не хочет, что пустые обещания раздавались весной-летом, когда и духу твоего в правительстве не было. Позитивные ростки финансовой стабилизации вызреют лишь постепенно, а пока малопопулярные решения по отмене хлебных субсидий, льготных кредитов и другие бьют по тебе, и бьют больно. Вот и получается, что мы должны проводить необходимую экономическую линию, грозящую ударить по нам политическим бумерангом. Я имею в виду приближающийся срок выборов.

Надо сказать, что к концу 92-го года, к моменту моей отставки, демократическое движение в России являло собой структурно довольно печальное зрелище. За ним еще по-прежнему оставалась достаточно мощная общественная поддержка, и популярность Ельцина была велика. Демократические митинги при хорошей подготовке собирали десятки тысяч человек. Но все заметнее проявлялась организационная слабость и раздробленность демократов. Самое мощное объединение в нашей части политического спектра – "Демократическая Россия" – находилось в стадии полураспада. Из него выходят все новые и новые политические группировки, само оно аморфно, не имеет ни фиксированного членства, ни своих печатных изданий, ни работающей системы пропаганды, ни денег, ни достаточно авторитетных лидеров. Некоторые выделившиеся из "Демроссии" структуры, в частности Республиканская партия, основанная на базе бывшей демократической платформы в КПСС, организованы лучше, но крайне малочисленны и еще менее авторитетны. Постоянно возникают все новые и новые маленькие демократические группки, отражающие лишь амбиции своих маленьких лидеров.

Понять причины слабости демократического движения несложно. Интеллигенция, которая была мотором демократических преобразований, по при^ роде своей чужда организованной политической деятельности. Особенно же эта нелюбовь обострилась после десятилетий пребывания, в хорошо организованном партийном коммунистическом ярме. Но от того, что все это мне было понятно, легче не становилось.

Впервые вопрос о необходимости для реформат торов активно включиться в политическую работу передо мной поставил весной 1992 года, во время моего визита в Прагу, Вацлав Клаус, тогда министр финансов Чехословакии. Мне тогда было важно показать, что Восточная и Центральная Европа остается для России одним из важнейших экономических и политических приоритетов, что мы отнюдь не собираемся отсюда уходить, заинтересованы в создании новых рыночных механизмов сотрудничества.