Анатолий Гончаров - Император умрет завтра

Польша тоже забыла про свою Эсфирь. Князь Понятовский погиб, спасаясь от русских казаков.Старый граф не пожелал принять супругу обратно в свое поместье в Раве, которая теперь, кажется, русская. Обе набожные сестры пана Юзефа, еще недавно относившиеся к ней как к королеве, целомудренно видели отныне в графине Валевской средоточие самого оскорбительного греха для католической церкви.

Странно, однако ей стало вдруг проще и легче жить. Общество, политика, муж, церковь и даже разодранная в клочья Польша - все, кажется, уже не имело для нее прежнего значения. От Наполеона у нее родился сын, она желала теперь только одного - быть женщиной. Не библейской Эсфирью, не Далилой у Самсона и воздушным шариком "сгиневшего" Царства Польского, а просто женщиной. И если судьба будет к ней милостива, то - женщиной Наполеона Бонапарта, кем бы он сейчас ни был. Ведь, положа руку на сердце, не ясновельможный пан Юзеф и не рамолический, волосатый граф, а именно Наполеон сделал ее женщиной в полном смысле этого слова. И теперь она жалела, что так часто говорила ему "нет".

Узнав о почетной ссылке императора на Эльбу, собралась и поехала. Будь что будет. Одно его слово, и она останется с ним навсегда.

И вот - приехала.

Яркая луна над холодно мерцающими утесами, тяжелые очертания фортов Портоферрайо, потаенное мелькание фонарей в оливковой роще, приглушенные возгласы встречающих ее людей... Это конюхи? Да, конюхи. Странно. Но вот, кажется, генерал Бертран!. Однако почему все так скрытно, сдержанно и так... суетливо? Куда их везут по этой ужасной ночной дороге? От лошадей идет пар... Ее не встретил Наполеон. Ее не везут во дворец... Ну и что? Значит, на то есть свои причины. Главное в другом. Ей всего двадцать шесть Ему сорок четыре. Она сможет достойно скрасить его пребывание на острове, избавить от тяжких раздумий. И не займет ничье место возле него - оно опустело ее смертью Жозефины. Умер и старый граф. Сама судьба выпрямила их пути навстречу друг другу...

И вот они встретились в горной хижине на высоте двух тысяч футов. Слава заступнице деве Марие - он, кажется, искренне рад. О ней самой и говорить нечего Она сумеет обратить эту радость в истинное счастье для него. Она знает, как это сделать!.. Букетик диких цветов подле ее обеденного прибора очень трогательно. Это знак. Добрый знак...

Графиня Валевская долго слушает рассуждения о том, каким Наполеон хотел видеть Париж и как он строил его - крепко, роскошно, на века - мечтая создать еще одно чудо света. О том, что он успел и чему помешали бесконечные войны. Как было "до" и как стало в Париже "после". Подумать только, до нет Париж даже не имел канализации!.. Что это такое, она представляла себе смутно. Но как странно звучит это "после Наполеона"!..

- Ты не смейся, Мария. Я говорю об этом серьезно Я хочу остаться в памяти людей не только великим полководцем, но и правителем, который построил порты, доки, каналы, дороги, мосты и здания, создал лучший в мире театр, французский банк, открыл древнюю цивилизацию Египта, учредил справедливые законы, доказал преимущества диктатуры, поддерживаемой народом. В любом деле, военном или мирном, я опирался на самое бесспорное из всех оснований - необходимость.

"Не в любом! - мелькнула у нее горделивая мысль. Ты забыл свой поход в Россию...".

Мелькнула и отлетела, ненужная. Валевская устало улыбнулась ей вдогон. Наполеон заметил грустную улыбку и с горечью стал рассказывать о Марии-Луизе, которая очутилась под властью жестоких и мстительных людей, перехватывающих ее письма к нему. Ни одного письма ему не передали до сих пор - это ли не подлость!.. Но через неделю, самое позднее через две, верные офицеры привезут Марию-Луизу сюда. Она приедет с сыном. Он очень ждет этой встречи. Им на острове окажут королевский прием...

- А что будет со мной?

- Ты, Мария, завтра же отбудешь в Италию. Я дам все необходимые распоряжения относительно поместья и ренты для тебя.

- Как завтра? Почему?!

- Неужели ты не понимаешь?.. Я вынужден здесь считаться со многими обстоятельствами. Через неделю-другую сюда приедет императрица. Если она от кого-то узнает о твоем визите, она может не приехать вообще.

- Императрица?! - графиня Валевская почти кричала. Императрица не приедет сюда ни-ко-гда! Даже под конвоем!.. О чем ты говоришь, Наполеон?..

- Тише, Мария! Не надо так... - Наполеон вскочил и заходил по дощатому настилу пола, потом вдруг остановился и посмотрел ей в глаза - хотел о чем-то спросить. Но не спросил.

Возможно, он убедил себя, что в ней кипит плохо скрываемая ревность. А если так, то она вольна думать и говорить, что угодно - это не сможет изменить его решения.

- Я все поняла... Мы для тебя здесь обуза.

- Мария, прошу тебя! Хватит об этом!.. Дело не во мне, а в моем статусе. Я не могу принимать тебя во дворце, хотя и желал бы этого.

- Но я согласна остаться и здесь. Я согласна... на любые условия.

- Это невозможно.

- Хорошо... Если так надо, я уеду завтра. А потом, позже - ты дашь мне знать...

- Нет, Мария! Нет...

Наутро они расстались. Теперь уже навсегда.

Он не поехал провожать ее. Обнял мальчика.

- Прости меня, Наполеон... - тихо сказала Мария. - Надеюсь, она приедет.

Он подумал: как хорошо, что обошлось без слез. Плачущая Жанна д'Арк могла в один миг перевернуть его душу и, бог знает, чем бы все это закончилось. Ему по-прежнему нужен был весь мир, а не одна Мария Валевская.

- Характер у тебя все тот же... - Наполеон бережно поддержал ее под локоть, помогая сесть.

- Какая живописная дорога!..

Дорога вниз была извилистой, крутой и узкой.

- Ты поезжай, ветер усиливается.

- Это неопасно, - усмехнулась Мария.

- Я распоряжусь, чтобы капитан не отчаливал, пока не утихнет ветер.

- Это неопасно, - повторила она. - А ты пополнел...

- Да. Что с этим поделаешь...

- Мы больше не увидимся с тобой?

- Нет, Мария, - ответил он. - Мы довели до конца этот роман и не стоит сейчас искать, что в нем было реального.

- Ты счастливый человек.

- Я обязан быть счастливым.

Лошади двинулись вниз.

Экипаж раскачивало на ухабах. Мелкие камешки осыпей выскальзывали из-под осторожных копыт. Пахло сосной и вереском.

Там, наверху, Наполеон остался один.

Отчетливо виднелась неровная полоска горной гряды на Корсике. На противоположной стороне сливался с материком пустынный мыс Пьомбино. Но Бонапарт, наверно, не видел сейчас ни Корсики, ни этого тоскливого мыса, ни экипажа, катившего внизу к старой генуэзской башне внутреннего порта.

Великий человек взирал со своей высоты на мир, в котором он победил анархию, облагородил народы и расширил границы славы, - мир, для которого он сам явился судьбой.

- Обольстительная точка зрения, если не искать в ней, что она содержит реального.