Феликс Саусверд - Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Скажу — всякое случается, — поморщился Ванаг. — Возможно, ты и прав, а может и нет. Фамилия? Вайвод. Имя? Имя Георг. Да, Георг…

В этот момент дверь приоткрылась и вошел Конрад с тонкой папкой в руке. Увидев Ванага, он смутился, поздоровался с ним и с шефом.

— Так ты теперь моими делами прошлыми заинтересовался? — шутливо спросил Ванаг.

— Что вы, что вы, дядя Карл, — покраснел Конрад. — Вот протокол беседы, стенографистка передала, товарищ генерал.

— Не вводи сотрудника в краску, — вмешался шеф.

— Не бросайся защищать, — засмеялся Ванаг. — Францу я сдамся сразу. Ты прочитал эту запись, — указал он на бумаги, переданные им шефу. — Вопросы имеются?

— Только просмотрел, пока машинистка допечатывала последнюю страницу, — ответил Конрад.

— Возьми, читай внимательно, — сказал шеф, — обрати внимание на фамилию Вайвод Георг, потом проверишь. Заполни протокол опознания. Да-да, сейчас же. Будем закругляться. Ты знаешь, — обратился он к Ванагу, — наш господин бухгалтер, если мы его арестуем, долго не просидит, — и, отвечая на вопросительный взгляд Конрада, пояснил: — Готовится новый кодекс, в его проекте статьи о сотрудничестве с охранкой, царской или буржуазной, не имеется, так что, вот такое дело. Но разоблачить его надо.

— Товарищ генерал, — обратился Конрад, — мы получили новые материалы о том, что…

— Потом, завтра, не забивай мне голову на ночь, дай подписать бумаги, и мы пойдем, я провожу гостя. Я довезу тебя, — сказал он Ванагу.

Запихав папки с бумагами в сейф, шеф поднялся из-за стола, и оба старика, коренастые, грузные, попрощавшись с Конрадом и кивнув дежурному, прошествовали к лифту.

Федин вечный вопрос «что это дает», помимо утилитарного подхода — делать или лучше не делать, имел и положительную сторону: все подвергалось сомнению, даже вещи весьма безобидные и однозначные. Шуточки шефа по поводу парижского варианта, как окрестили смелый план, до Феди дошли, Казик постарался, и теперь Федор Петрович стал более внимательным, чтобы, как он выражался, «по милости Конрада не влезть в новые истории». Франц тоже переживал по поводу этого плана, в душе надеясь, что шеф пересмотрит свой подход к нему, но заботы по сбору улик в отношении Зарса потребовали от него и Казика полной отдачи. О шуточках вспоминали только стоя в очереди в тесном буфетике учреждения, для расширения которого в здании места не находилось, так как начальство в нем не обедало.

Самым простым оказалась экспертиза документов о результатах наблюдения за домиком матери Зарса и получаемой политохранкой информации о подпольной деятельности прокоммунистических групп: шрифт был идентичным. Эксперты утверждали об этом с категоричностью, которую Конрад и Казик приветствовали, а Федор сказал, что это дает кое-что, но Зарса на этом совпадении не припереть. И он был прав, к шрифтам господин бухгалтер лично отношения не имел.

Надо было искать Пуриньша, требовалось найти что-то, на чем подловили Зарса в юные годы, если гипотеза шефа была верной. Неплохо было встретиться и с Вайводом, если он был еще жив.

Конрад искал долго и упорно любые данные, касающиеся мест работы Зарса. Их к началу тридцатых годов было не много: шофер, спичечная фабрика «Везувс», магазин готовой одежды, пивной завод «Алдарис». Зарс занимал небольшие должности, но шли они по восходящей линии, правда, с одной осечкой. На фабрику он поступил помощником бухгалтера, а попросту говоря, счетоводом, в магазине работал кассиром, затем был уволен и возник снова на пивном заводе младшим бухгалтером. Разглядывая этот послужной список, Конрад сравнивал его с известной детской игрой «Цирк», где надо было бросать кубик, на гранях которого были точки — от одной до шести, и фишки, в зависимости от выпадения очков, двигались то вперед на одно, два поля, ускоряя свой бег, если встречалась ведущая вверх лестница, поднимаясь на ряд-два выше, то съезжали вниз по веревке, на которой спускался незадачливый клоун. Конраду казалось, что увольнение из магазина было схожим со скольжением вниз, а должностной подъем на заводе означал чью-то мощную поддержку. Тем более, что по существующим правилам, при поступлении на должность кассира кандидат вносит значительный денежный залог.

Покрутился он вокруг этого вопроса изрядно: просмотрел в архиве имевшиеся документы по фабрике, магазину и заводу, проштудировал уголовную хронику в газетах за время, когда там работал этот клоун, извините, господин бухгалтер. Ничего полезного не обнаружилось. Хотя нет, не совсем точно. Оставался зримый туман, неясность вокруг ничтожного в мире события — увольнения из магазина в безработицу.

Надо было беседовать, но с кем? Особого выбора не было, годы и война разметали людей. Нужны были не просто там работавшие, а те, кто трудился рядом с Зарсом. Идя по цепочке, от одного сотрудника завода к другому, Конрад расспрашивал их о бывших владельцах до тех пор, пока один из собеседников с-недоумением не спросил его самого, мол почему бы ему не поговорить с главным бухгалтером Лидумсом, который знал всех, начиная от владельцев и кончая последним служащим. Эта находка ошеломила Конрада, удивила Казимира и заставила Федора бросить свою сакраментальную фразу: «Посмотрим, что это нам даст, — строго спросив при этом: — Ты что, сразу не мог обнаружить этого главбуха?»

Конрад развел руками и ответил: — Не мог додуматься, что Либрехт и Лидумс одно и то же лицо. В тридцатые годы, вплоть до тридцать девятого, главбухом числился Либрехт, и он в Риге не проживает. Я проверил. В 1939 году главбух изменил свою немецкую фамилию на латышскую — Лидумс, а я думал, что появился новый главбух и его не искал среди живущих, так как он не будет знать, что происходило в начале тридцатых. Не додумался, одним словом.

— Надо думать, — строго сказал Федя.

— Надо, — согласился Конрад и пошел в гости к Лидумсу.

Лидумс жил в районе улицы Артиллерийской, занимал небольшую трехкомнатную квартиру. Встретил Конрада настороженно, выслушал о цели визита — поговорить о бывших сослуживцах — и сказал: «Давайте поговорим, но не здесь, а в кафе, рядом с моим домом. Вы ждите меня, я оденусь и через пятнадцать минут буду там. Днем в кафе народа мало, мы спокойно все обсудим».

Конрад согласился. В кафе, так в кафе.

Через пятнадцать минут туда вошел изящно одетый Лидумс: в выутюженном костюме, с галстуком бабочкой, с платочком в кармашке пиджака.

— Видите ли, моя жена парализована и уже девятнадцать лет находится в кресле, разъезжает понемногу по квартире, но в основном сидит у окна, при ней говорить неудобно, особенно людям вашей профессии, — улыбнулся он грустно.

Конрад рассматривал его с интересом, тем более, что шанс выведать правду, скрывавшуюся в тумане лет и разного рода наслоений, был не очень-то крепким, скорее, он равнялся возможности выигрыша по облигации, функционирование которых к тому же заморозили до лучших времен. Он внимательно посмотрел на Либрехта-Лидумса. Тот слегка выжидающе улыбался. Он выглядел на свои шестьдесят пять. Взгляд был умным и ироничным, в глазах таилась озабоченность. «Жизнь складывалась у него не блестяще», — подумалось Конраду, и он повел беседу неторопливо. Вначале обсудили дела завода вообще, затем перешли к кадровой политике его владельцев. Конрад ожидал, что Лидумс «выплеснет» что-нибудь сам о своем бывшем подчиненном.