Эмиль Мань - Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII

Тщетная попытка! Груды бумаги ничем не улучшили положения. Пусть даже застенки Шатле были переполнены узниками; пусть даже два десятка виселиц, которые, служа мрачным украшением всему городу – от Гревской площади до Круа дю Тируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста – никогда не пустовали; пусть даже летели головы с эшафота на перекрестке Гийори; пусть даже тянулись бесконечные цепочки каторжников к галерам Марселя «писать по воде перьями пятнадцати футов в длину»… Несмотря на все эти строгости, процветание преступного мира продолжалось. К концу царствования Людовика XIII сброд демонстрировал такой пыл в своих гнусных занятиях, что современники могли – явно не без оснований – обвинять комиссаров в том, что они служат преступникам «крышей», получая с этого навар, который становился немалым подспорьем для семьи.

На рассвете Лувр медленно-медленно проступает из тумана, поднимающегося над Сеной. Сначала показываются его тяжелые башни, потом – почерневшие от грязи фасады, подъемный мост и рвы, заполненные мутной, подернутой ряской водой, постоянный, неразводной мост, ограждающие его от внешнего мира стены каменной кладки с башенками… Первые еще нерешительные лучи солнца вырисовывают на блеклом небе всю эту суровую, даже угрожающую громаду, которую любой принял бы за одну из тех известных по рыцарским романам крепостей, где под охраной колдунов и драконов томились несчастные принцессы.

Ничто не шелохнется, никаких звуков вокруг… Приход Сен-Жермен-л'Оксерруа пока спит. Но время идет. Туман рассеивается. И вдруг разгорается день. На расположенном по соседству Новом Мосту слышится хрустальный перезвон: ожила колокольня Самаритен. Еще чуть-чуть – и гулким басом пробьют часы Пале. Город пробуждается. С реки доносятся крики и песни матросов: их лодки стоят на причале у Школьных ворот. Перед Лувром – между двумя гигантскими центральными башнями – стражники, подчиняющиеся прево, открывают тяжелые створки Бурбонских ворот, и створки эти оказываются теперь под мрачными сводами, ведущими во внутренний двор. Затем стражники строятся и – облачившись в форменные голубые камзолы, прихватив алебарды – размеренным шагом переходят подъемный мост и движутся занять свое место у потайной двери в наружной стене – там ход на Петушиную улицу. На этой длинной, узкой, извилистой, неровно вымощенной улице, превращенной в жуткую клоаку протекающим посреди «ручьем», кроме королевского дворца находились еще и монастырь Отцов-ораторианцев, несколько домов, принадлежавших буржуа, лавка виноторговца мэтра Оливье с вывеской «Имя Иисуса» (впрочем, может быть, и «Черт побери!» – лавка называлась «Nom de Jesus» [15] ), отели Лонгвилей и Бурбонов.

К тому времени, как стражники встают на караул у потайного хода, повозки и тачки, сопровождаемые грузчиками, уже грохочут по тряской мостовой, двигаясь к набережной. Чем позже – тем сильнее шум, тем оживленнее движение. Пытаясь чеканить шаг в вязкой грязи, подходит к Лувру отряд французских гвардейцев в синих мундирах с красной оторочкой, а за ними швейцарская гвардия, у которой все наоборот: красные с синей отделкой «казаки» – своеобразные плащи на 150 пуговицах, ловко соединявших их четыре отдельные части, – и короткие белые штаны. И те и другие призваны охранять королевский дворец, стоять на карауле. Отовсюду стекаются группами и поодиночке придворные, личные слуги короля и королевы, лакеи, камердинеры, шталмейстеры, оруженосцы, секретари, те, кто отвечал за королевский гардероб, и те, в чью обязанность входило носить край облачения важной особы, цирюльники, конюхи, повара и кухарки, пажи, кучера, рассыльные, обслуживающие Двор ремесленники и торговцы, няньки, мальчики на побегушках, прачки, белошвейки, кастеляны и кастелянши… Вскоре у входа в Лувр – толпа народа, сотни мужчин и женщин в разноцветных ливреях и форменных платьях. Все они, протиснувшись по неразводному мосту, торопятся достичь места своей работы.

Обитаемы далеко не все из расположенных огромным четырехугольником строений Лувра, нет – только те здания и их крылья, что занимают угол, образованный Сеной и Тюильри: их еще во времена Ренессанса возвел архитектор Пьер Леско. Это и есть место жительства собственно королевской семьи, необходимого ей постоянно количества служителей и придворных дам, тех, в общем-то, немногих, кто непосредственно обслуживает царственных особ и их приближенных, а также шестьсот солдат, обеспечивающих их охрану. И только с утра королевский дом, по ночам свободный от огромного количества обслуги, начинает жить нормальной жизнью.

А утро в Лувре начинается в пять часов пополуночи. Зимой – с того, что зажигают факелы. Едва появившись на рабочих местах, специально выделенные для этого слуги приступают к очистке внутреннего двора, залитого мочой, заваленного испражнениями, мусором и прочей дрянью. Другие в это время наводят порядок в королевских апартаментах. Добираются туда по монументальной лестнице, построенной во времена Генриха II, в центре западного крыла. Сводчатый потолок, богатая резьба, главным украшением которой служат виноградные гроздья, – эта лестница ведет к Большому залу, у высоких дверей которого стоят четыре колонны розового мрамора с белыми прожилками. Большой зал – первая площадка этой величественной лестницы. Он действительно очень большой, просто огромный. По периметру стен, до самого потолка, – портреты королей, королев, принцев и принцесс. Освещение – двадцать хрустальных люстр. Роспись на потолке – изображенные «под античность» Господь и его ангелы, солнце, луна, планеты, знаки зодиака. Если пересечь Большой зал во всю его длину, можно проникнуть в прихожую апартаментов Людовика XIII.

Король был не слишком взыскателен и довольствовался жильем скорее роскошным на вид, чем удобным. Апартаменты его целиком помещались в здании, выстроенном Леско. Из прихожей коридор вел в парадную спальню, входили в нее через двери, обильно украшенные позолоченной резьбой, где причудливо смешивались лавровые ветви, воинские доспехи и мифологические фигуры. Свет в помещение проникал через три высоких окна, впрочем, свет приглушенный, поскольку стекла были украшены гербами с тремя золотыми королевскими лилиями. От центрального кессона на потолке, где был представлен все тот же герб, лучами расходились изображения военных трофеев – каждое в своей клеточке, отделенной от других лепниной. Стены снизу доверху были покрыты затканными золотом и шелком гобеленами. Кровать с балдахином на высоких столбиках стояла на возвышении, доступ к ней преграждался своего рода балюстрадой; тем же обильно расшитым атласом, из которого были сделаны укрывавшие спящего короля от нескромного взгляда занавески, были обиты кресла и полукресла. К спальне примыкал довольно тесный кабинет, выходивший в куда более просторные апартаменты царственной супруги, – вот и все королевские покои.