Эмиль Мань - Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII

Если верить Антуану де Шаварланжу, который ручается за свои данные, приведенные в составленном им первом путеводителе по Парижу, выпущенном в XVII веке для иностранцев, к 1639 г. в столице насчитывалось шестьсот улиц. Из этих шестисот улиц всего несколько, да и то с трудом, можно рассматривать в качестве улиц в современном понимании этого слова: ширина самых больших не превышала пяти-восьми метров. Это улицы Сент-Антуан, Тампль, Сен-Мартен, Сен-Дени, Монмартр и Сент-Оноре на правом берегу Сены, а на левом – улицы Сен-Жак, Ла-Арп и Дофина. Все они вели к городским воротам, а улица Бариллери пересекала остров Сите. Вокруг этих «проспектов», вытекая из них, пересекаясь между собой в невероятно запутанном лабиринте и огибая или протыкая насквозь кварталы домов и домишек, располагались заваленные всякой гнилью извилистые улочки и тупики шириной от полутора до трех метров.

Вдоль этих улиц и проулков, проложенных по плохо выравненным территориям и потому то и дело взбиравшихся вверх и сползавших вниз, справа и слева стояли возведенные с грехом пополам дома, часто поставленные наперекосяк; от этого линия, по которой они выстраивались, выглядела весьма своеобразно и даже причудливо. Иногда эти дома были каменными, иногда – деревянными, Деревянными чаще, чем каменными, но внешне фасады мало чем отличались друг от друга. Скученность населения, равно как и дефицит свободных площадей для застройки, диктовали подрядчикам и каменщикам, которым поручалось строительство, свои условия, что и привело к появлению на улицах Парижа в основном так называемых доходных домов, тянущихся в высоту скорее, чем расползающихся в ширину, и способных обеспечить жильем максимальное количество съемщиков. Как правило, такие дома строились шириной в пять метров и очень редко занимали на улице место протяженностью от шести до двенадцати метров. Они обычно состояли из нескольких четырехэтажных корпусов: главный выходил на улицу, остальные – во внутренний двор. Каждое строение венчала уродливая крыша, на которой с громадными каминными трубами соседствовали разбросанные там и сям бесчисленные жилые надстроечки и мансардочки. Дома были многооконными, войти в них можно было либо через широкие ворота, либо через узенькие калитки, а то и через лавчонки (от одной до шести на каждый дом), окна которых, где располагались «витрины», часто были выкруглены сверху. Из-за того, что все фасады, как правило, были перекошенными – нормальная для той эпохи конструкция, – казалось, будто удержать дома в вертикальном положении можно, только обеспечив их сзади надежными подпорками. На многих зданиях, прямо посреди этих скошенных фасадов, сделаны были выступы, весьма напоминавшие раздутое брюхо.

И вот такие однотипные, непрочные [5] , быстро разрушающиеся, неприглядные с виду дома быстро размножались по всему Парижу, давая приют когда одному или нескольким нанимателям, когда – в многонаселенных кварталах (Сен-Жак-де-ла-Бушери, предместье Сен-Марсель) – целым ордам бедняков, которыми управляли главные «квартиросъемщики». На некоторых улицах (Фоссе-Сен-Жермен-л'Оксерруа, Сен-Тома, Лувра, Пти-Шан, Кинкампуа, Тампль и других) доходные дома перемежались с частными особняками, а другие – более узкие, к примеру, такие, как аристократическая улица Венеции (шириной в полтора метра) – такие же доходные дома превращали в мрачные ущелья, позволявшие их обитателям увидеть меж коньков крыш разве что крошечный клочок неба.

Вот и получалось, что парижанам из-за высоты их домов [6] и узости улиц, на которых жили, доставалась в их жалких комнатушках, где приходилось целый день сидеть с зажженными светильниками, лишь малая толика воздуха и света. И только те, чьи окна выходили на набережную Сены, могли считать себя счастливчиками, потому что река обеспечивала им и благодатные лучи солнца, и живительный ветерок. Другие, которым повезло меньше, те, кто вынужден был существовать в сумеречной и удушливой, пронизанной зловонием атмосфере, постоянно переезжали с места на место в поисках уголка, где они наконец смогли бы и насладиться видом на открытое пространство, и надышаться вволю.

К несчастью, подобными привилегиями имели возможность воспользоваться только те, кто искал и нашел себе кров во «внешних» предместьях Парижа. Внутри городских стен дышать было нечем во все времена: потребностью в свежем воздухе приходилось жертвовать из-за необходимости строить и строить, ведь население постоянно увеличивалось. Конечно, были – и обширные – «места для прогулок», в большей или меньшей степени способные решать проблему вентиляции города: Люксембургский сад, Арсенальский, Тюильри, бульвары Сент-Антуан и Ла Рен, аллеи Королевы Маргариты и Пре-о-Клер… Но именно «способные решать», а не «решавшие», потому что все они были расположены по периферии. В старых кварталах чуть ли не по пальцам можно было сосчитать количество садов, разбитых горожанами [7] , сеньорами или священнослужителями [8] , и только эти сады обеспечивали хоть какие-то свободные пространства среди скопления (если не нагромождения) домов. В общем, циркуляцию воздуха в Париже того времени можно было наблюдать лишь в весьма немногочисленных местах. Это были несколько образовавшихся уже в ту эпоху площадей и перекрестков больших улиц: паперть Собора Парижской Богоматери; место переправы, часто занимаемое ярмарками; Гревская площадь, расположенная перед зданием старого муниципалитета, тесная, неровная и постоянно наводняемая торговым людом, нахлынувшим с Винного пути (Etape au vin) и из ворот Сен-Поль; Королевская площадь и площадь Дофина, одна с четырех сторон, другая с трех окруженные постройками; площадь Мобер – просто перекресток, где сходились улицы, по которым текли реки прохожих; всякий вход на мост и выход с него; площадки перед церквами, занятые рыночками, работавшими когда два, а когда три раза в неделю.

Разумеется, ни этих незначительных, с современной точки зрения, по размерам площадей, ни этих перекрестков, где встречались один узкий проулок-ручеек с другим, еще более жалким на вид, было недостаточно, чтобы оздоровить атмосферу Парижа. От улиц в этом смысле толку никакого ожидать не приходилось. Были они широкими или подобны туннелям – на всех стояла одинаково нестерпимая вонь: экскременты и отбросы пополам с болотной гнилью. И если дул ветер, то и он вместо того, чтобы рассеивать ядовитые испарения, напротив, распространял эти «дивные ароматы», поднимая их на своих крыльях – от этажа к этажу – до самых крыш.

В 1604 г. маленький – трехлетний – принц Луи, будущий Людовик XIII, проезжая из замка Сен-Жермен в Париж через предместье Сент-Оноре – квартал новый и куда лучше вентилируемый, чем внутригородские, старинные кварталы – сразу же почувствовал, как веет затхлостью от вод ручейка, вдоль которого двигалась карета, и наморщил нос.