Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Интереснейший, однако, вопрос в том, откуда Тихомиров мог узнать подробности, известные только полиции?

Михайлова, имевшего документы на чужое имя, арестовали 28 ноября 1880 года. Затем занимались выяснением его личности. Сначала, достоверно до 3 декабря, установили ее неизвестно по каким данным, а затем, привезя из Путивля для опознания родственников Михайлова, 4 декабря обеспечили опознание официально, и с этого дня Михайлов подписывал допросы своим настоящим именем. О его участии в убийстве Мезенцова, в Липецком съезде, где он был избран членом Распорядительной комиссии, и во взрыве поезда в Москве 19 ноября 1879 года следователям было прекрасно известно — все протоколы допросов Михайлова опубликованы. Допросы вели жандармский полковник Никольский и известный нам товарищ прокурора Добржинский.

Хронология последующего выглядит просто фантастически.

Михайлова не допрашивали с 5 по 15 декабря, затем с 16 декабря по 17 января допрашивали интенсивно — почти каждый день, всего 22 допроса за месячный срок. Никакого оперативного значения эти допросы не имели: Михайлов неторопливо и с подробностями рассказывал всю историю своей жизни, начиная с детства; о событиях последних двух лет — очень мало; при этом никто его не торопил и никак на него не давили. 17 января — короткий допрос, затем еще два допроса — 15 апреля и 7 июля 1881 года, и более ни одного допроса до суда в феврале уже 1882 года! И это — использование лидера террористов, случайно оказавшегося в руках следствия накануне цареубийства!

Что же происходило?

Что должны были сделать Тихомиров и Желябов сразу после ареста Михайлова?

Разумеется, кинуться к Каткову за разъяснениями и с требованием о выполнении условия безопасности Михайлова.

Что он должен был им ответить? Совершенно честно признать, что он не может брать на себя обязательств за каждого пристава и швейцара, а если Михайлов соизволил подставить себя таким глупейшим образом, то он, Катков, не может нести за это никакой ответственности. Крыть, конечно, в ответ было нечем! Но у людей, играющих бомбами и револьверами, были свои резоны: не сочтя себя удовлетворенными, они могли и запросто убить!

Но что на самом деле должен был подумать Катков при таком развороте событий? Как он должен был вести себя в дальнейшем?

Не забудем еще и того, что Катков был законченный подлец. Поэтому логика его дальнейших рассуждений легко восстанавливается. Один арест Михайлова, с которым он непосредственно вел переговоры летом 1880 года, уже грозил Каткову прямо смертельной угрозой.

Как на месте Михайлова поступил бы сам Катков? Ведь Михайлову, с его послужным списком преступлений, несомненно, угрожала смертная казнь — это был самый крупный террорист изо всех, до сих пор арестованных. Спасать свою жизнь он, следовательно, должен был, по мнению Каткова, любой ценой. Спасти он ее мог, выдав своих товарищей, но главное, он мог выдать Каткова как заказчика цареубийства. Пусть у Михайлова на руках не было никаких письменных свидетельств, но человек, ведший реальные тайные переговоры, всегда может использовать проверяемые подробности для того, чтобы доказать, что он не врет и не клевещет. К тому же и сообщники Михайлова имели, наверняка, эти самые письменные доказательства. И действуя вместе, и действуя порознь, Михайлов и его сообщники вполне могли разоблачить Каткова.

Поэтому если петля грозила Михайлову, то в не меньшей степени она грозила самому Каткову!

Что должен был делать при этом последний? Разумеется, выбирать изо всех зол меньшее и немедленно каяться в содеянном перед Лорис-Меликовым — не дожидаясь того, что придется оправдываться перед обвинениями Михайлова. Катков при этом проигрывал всю затеянную кампанию по убийству Александра II, но зато сохранял собственную жизнь и возможность продолжения карьеры.

К тому же и террористы не оставляли времени для размышлений.

Катков, разумеется, должен был потребовать у террористов минимального времени для установления своих связей с полицией, тогда еще фактически мнимых — и броситься на переговоры с Лорисом.

Как на это должен был реагировать Лорис-Меликов? Тоже ясно!

Во-первых, в его руках оказался самый его главный враг — Катков. Как бы он ни мотивировал свое поведение (желанием, например, спровоцировать и разоблачить террористов, обеспечив этим спасение царя), но всей этой историей, самим фактом тайных переговоров с террористами Катков настолько компрометировался, что на этом его политическую карьеру можно было считать завершенной; точнее, теперь судьба этой карьеры целиком оказывалась в руках Лорис-Меликова, способного вывести Каткова на чистую воду . Это был выигрыш № 1.

Во-вторых, теперь судьба задуманного цареубийства оказывалась полностью в руках Лорис-Меликова. Катков, вынужденный играть ва-банк и считаясь с максимальными опасностями, которыми угрожали Михайлов — с одной стороны, и остающиеся на воле террористы — с другой, должен был быть в технических деталях предельно честен перед Лорисом. Отсюда вытекало, что он должен был отдать ему и секрет двух паспортов, по которым идентифицировались и лавка на Малой Садовой, и типография «Народной Воли». Был ли в тот момент Сидоренко уже внедренным агентом — это было теперь не так важно: новые козыри были заведомо весомее. Это был выигрыш Лориса № 2.

Теперь следовало принимать какое-то решение. Но почти со всех точек зрения решение могло быть только одно: нельзя спугнуть преступников немедленно, пока они еще не начали готовить покушение. Нужно было дать им двигаться вперед: дело было не только в большей карьерной выигрышности более позднего и более полного разоблачения, но и в действительном обеспечении безопасности царя — злодеи, занятые подготовкой контролируемого покушения, не будут затевать другого.

Следовательно, соглашение Лориса с Катковым было не только выгодным, но отчасти и вынужденным — этого действительно требовали соображения безопасности. Но в этом таился и элемент возможного проигрыша: сразу разоблачив всех и вся (включая и Каткова), Лорис максимальным образом обеспечивал справедливость и моральную чистоту собственных деяний; не пойдя на такое разоблачение немедленно, он терял в моральном отношении и становился в определенной степени сообщником и Каткова, и даже террористов. Но если итогом всей кампании становился срыв цареубийства, то игра стоила свеч!

Притом как бы ни происходило конкретно выяснение отношений между Лорисом и Катковым, но моральные позиции сторон в данный момент были очевидны: Катков каялся и униженно просил, а Лорис благородно прощал и обещал покровительство.

Учитывая, каким злейшим врагом был для него Катков, Лорис имел все основания торжествовать. Судя по его дальнейшему поведению, он действительно считал, что теперь Катков у него в кармане . Но, во-первых, Катков еще никогда ни у кого не оказывался в кармане . А, во-вторых, чему же радоваться, имея у себя в кармане ядовитую змею ?