Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Мало того, подобное хозяйство было таково, что имело только две возможные перспективы: либо продолжать свое незавидное существование, либо окончательно погибнуть.

С другими, более крупными хозяйствами можно было поступать по-иному: обеспечить компромиссный раздел имущества — земли прежде всего — между крестьянами и помещиком. Первые получали какой-то минимум самостоятельных жизненных благ, второй — некоторое самостоятельное хозяйство, которое могло обрабатываться наемными руками. О разведении фермерства по рецепту Пестеля речи практически не могло вестись нигде — слишком уж много народилось излишних крепостных, которых необходимо было как-то трудоустраивать.

В мелких же поместьях делить уже ничего не оставалось. Они могли держаться только на непрерывной эксплуатации ничтожного числа работников на ничтожном клочке земли. Лишить главу такого хозяйства произвольных методов распоряжения работниками означало одно — полностью ликвидировать такое хозяйство.

Так оно и получилось сразу после 1861 года, и это можно было предвидеть заранее.

М.Н. Катков (тогда — жуткий радикал!) писал накануне 1861 года: « Помещик у нас есть чисто-начисто создание государства. /…/ Отними государство хоть на минуту свою поддерживающую руку от помещика — и он исчезнет, как призрак ». [172] А.А. Корнилов. Общественное движение при Александре II (1855–1881). Исторические очерки. Париж, 1905, с. 69–70.

Этот прогноз оказался неверен по отношению к значительной части богатых помещиков: более или менее благополучно их хозяйства просуществовали до самого 1917 года.

Но в отношении беднейшей (если так можно говорить о помещиках!) части дворян это оправдалось быстро и безоговорочно.

Они это предвидели сами, а потому в течение всей прошедшей эпохи глядели в будущее, как кролик на удава ! Всем им оказалось (как говорилось в одной из приведенных выше цитат) некуда, незачем спешить .

Вот крик души одного из них, протестующий против надвигающейся отмены крепостного права и предупреждающий о грядущих бедствиях: « крепостное право оскорбительно в нравственном отношении, в экономическом оно было полезно. Помещичьи крестьяне выплачивали подати исправнее казенных, кормили их 4 месяца в году своим хлебом [173] Цитируемый автор имел в виду то, что казенные, государственные крестьяне якобы часть года жили за счет государственных налогов, собираемых с помещичьих крепостных. , кормили своих помещиков, войско и вывозили хлеб за границу. Не знаю, что больше бьет: барская ли розга, кулак исправника [174] Исправник — уездный начальник полиции. или плеть казака, чьей карман легче набить — господского приказчика или станового пристава, с которого требует подачки исправник, губернское правление, губернатор и целое министерство внутренних дел. — Впрочем теперь нечего уже говорить, жребий брошен, Рубикон перейден.

/…/ Помещики будут рады, если хоть клочек земли останется за ними, а может быть доведут они себя до того, что будут перевешаны. Или пойдут с сумою основывать колонии в Киргизских степях. Что уцелеет из русского дворянства, поступит на службу по управлению свободными крестьянами, которые подпадут под чиновничье право, избавившись от барского », [175] [Анонимный автор]. Письмо к издателю «Колокола». Голоса из России, кн. 6. Лондон, 1859, с. 130–132. — такие оценки в отношении прошлого не подтверждаются никакими объективными данными: на помещичьих имениях или помещичьих крестьянах (считайте, как хотите!) постоянно в течение первой половины XIX века продолжали скапливаться недоимки по налогам. [176] В.А. Федоров. Помещичьи крестьяне центрального промышленного района России конца XVIII — первой половины XIX в. М., 1974, с. 243, 249.

Сопоставление же заработков и податей государственных крестьян тогда же демонстрирует устойчивый рост их доходов, [177] Н.М. Дружинин. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. Т. I, М.-Л., 1946, с. 48–49. а доходы крестьян удельных и экономических (монастырских до 1764 года) по меньшей мере не снижались. [178] Б.Н. Миронов. Внутренний рынок России во второй половине XVIII — первой половине XIX века. Л., 1981, с. 114–115.

Иного и быть не могло, потому что кулак исправника и плеть казака не могли, все-таки, в условиях XIX века достать крестьян так, как это удавалось помещикам, сидевшим на шее у их собратьев!

Тот же Б.Н. Чичерин так высказывался по этому поводу: « Вообще в России грабительство чиновников доходит до изумительных размеров. У помещиков это даже любимый аргумент для защиты своих прав: они храбро утверждают, что их крестьяне живут лучше, нежели государственные и что всякая перемена принесет им более вреда, нежели пользы. Однакоже ни один государственный крестьянин не согласится быть крепостным, а крепостные, напротив того, хватаются за каждый удобный случай, чтобы сделаться свободными. /…/ хотя из свободных крестьян чиновники выжимают все, что можно, они все-таки имеют необходимое, и пауперизма у них нет ». [179] Голоса из России. Вып. I, ч. II, с. 143.

В отношении же будущего — вплоть до ХХ века! — справедливость приведенных строк неизвестного помещика совсем иная: это жуткое пророчество оправдалось более чем с лихвой!

Маленькие и не очень маленькие концлагеря , по существу созданные в каждом поместье в XVIII веке, существование которых пытались продолжить и в XIX-м, нисколько себя не оправдали: ни в нравственном, ни, в конечном итоге, в экономическом плане!

Общую ситуацию, в какой пребывала Россия, очень образно обрисовал в 1839 году, не вдаваясь в экономические подробности, известный критикан Николаевского режима французский маркиз де Кюстин: Россия — « котел с кипящей водой, котел крепко закрытый, но поставленный на огонь, разгорающийся все сильнее и сильнее. Я боюсь взрыва » [180] А. Кюстин. Николаевская эпоха. М., 1930, с. 135. — но русские этого тогда вроде бы вовсе не боялись!

Их самоощущение исходило из памяти о грандиозных победах 1812 года, и все свои и тем более чужие мысли и соображения о необходимости внесения перемен в самые основы образа жизни, упорно выталкивались из их сознания.

Так же происходило и много позднее — в эпоху после 1945 года!

1812 год перевернул все российские и европейские реалии.

Спустя четверть века один из доморощенных экономистов и публицистов, Р.М. Зотов, писал: « 1812-й год подобно сильной грозе очистил Русский воздух, зараженный унизительным пристрастием ко всему иностранному. С тех пор Россия, спасшая Европу, имела полное право гордиться собственною национальностью, — а теперь, вот уже близ 25-ти лет, как чувство народной гордости быстро развивает самобытный тип Русского народа ». [181] Р. Зотов. Указ. сочин., с. 17–18.