Владимир Брюханов - Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Личная судьба Чернышевского сложилась затем почти так же трагически, как у Бейдемана. Сначала почти два года в том же Алексеевском равелине Петропавловской крепости, хотя и не в столь зверских условиях: там Чернышевский смог даже написать свой знаменитый роман «Что делать?», немедленно легально опубликованный. Но потом — почти двадцать лет в Сибири. Роковую роль в его судьбе сыграл арестованный, как упоминалось, в сентябре 1861 В.Д. Костомаров.

После продолжительного следствия (Костомаров долго торговался, кого он выдаст и на каких условиях) последний был сослан солдатом на Кавказ. По дороге в Москве весной 1863 года он написал и передал в III Отделение заявление о том, что берется разоблачить Чернышевского. Мотивом Костомарова было как будто бы то, что на одной из очных ставок Чернышевский его оскорбил. Но гораздо интереснее время и место подачи кляузы: то ли на Костомарова повлиял долгий путь в несладкое будущее, то ли для успеха этого дела было необходимо выбраться из-под власти петербургского генерал-губернатора — только покинув подведомственную последнему территорию Костомаров смог перешагнуть через головы подчиненных Суворову следователей. Костомарова немедленно вернули в столицу, и теперь он получил возможность написать подробное толкование всех текстов Чернышевского.

Впечатления от творчества Костомарова передает один из следователей — жандармский подполковник А.К. Зарубин: « Читаешь Чернышевского, кажется, статья как статья, ничего в ней особенного нет, написано просто, умно, а начнешь читать комментарии Костомарова, то волос дыбом поднимается. Не знаешь только, чему удивляться, уму ли Чернышевского, одурачившего цензуру, или простоте последней, недоглядевшей, что следует. Я полагаю, однако, что сама цензура, пропуская, знала, что делала ». [396] Н.В. Рейнгардт. Н.Г. Чернышевский (По воспоминаниям и рассказам разных лиц). // Н.Г. Чернышевский в воспоминаниях современников, с. 386–387.

Опус Костомарова читал сам Александр II и распорядился: « Судить Чернышевского по всей строгости законов ». Получив столь категорическое указвние, судьи, естественно, начисто отставили какие-либо заботы о законности.

На основании показаний Костомарова Чернышевского признали виновным в авторстве «К барским крестьянам», хотя доказано это не было, а главное — уличили в злостной коммунистической и атеистической агитации, ведшейся годами. Таким образом, его все-таки осудили на основании содержания его произведений, допущенных цензурой — явный правовой абсурд!

Но и царь, и назначенный им суд были уверены, что судят вожака враждебной партии (и не ошибались в этом!), а потому считали, что все средства хороши — таковым уж было их представление о законе и законности!

И 19 мая 1864 года состоялась торжественная публичная гражданская казнь Чернышевского, а затем отправка в сибирскую каторгу. [397] Фактически это была ссылка, поскольку ни Чернышевского, ни других тогдашних политических, как и ранее декабристов, не привлекали непосредственно к каторжным работам.

Поскольку Чернышевский продолжал оставаться знаменем для революционеров последующих времен, то было предпринято множество неудачных попыток освободить его; историками установлено восемьтаких попыток. Почти каждая из них выливалась в последующее ужесточение условий его содержания.

Наконец, в 1871 году его загнали в Вилюйск, где он прозябал в жутком северном климате, безлюдье, при полном отсутствии сколь-нибудь цивилизованных собеседников и практически без вестей из внешнего мира. Чернышевский же в гораздо большей степени был деятелем , чем мыслителем — и такое существование совершенно опустошило его личность.

Только в 1883 году — не без настойчивого воздействия революционеров, вступивших на этот раз (при одновременной попытке провернуть совершенно экзотическую политическую интригу) на более результативный путь переговоров с правительством и апелляции к международной общественности — ему смягчили условия ссылки и возвратили в Европейскую Россию, но лишь в захудалый Астрахань. В 1889 году ему разрешили переехать на его родину — в Саратов, где он и умер в том же году.

В последние шесть лет жизни Чернышевского стремление молодежи контактировать с ним не встречало у него ни малейшего отклика. С этим пришлось столкнуться и юному Володе Ульянову, которого Чернышевский, по позднейшему признанию Ленина, прямо-таки перепахал своими прежними революционными призывами.

Неудачными попытками пропаганды 1861–1862 годов роль Заичневского в истории русской революции не исчерпалась. Сам он продолжал сидеть тогда под замком (сугубо фигурально, как мы знаем), а его роль как автора зловещей прокламации не была вскрыта властями. По суду уже в 1863 году он был приговорен к двум годам и восьми месяцам каторжных работ. По конфирмации срок был сокращен до года, который и был отбыт им на солеваренном заводе в Иркутской губернии.

Хуже получилось с Аргиропуло, который, возможно, сидел не в столь комфортабельных условиях: в декабре 1862 он умер в тюрьме до приговора суда. Заичневский тоже последующие годы провел не на курортах, принудительным образом сменив ряд мест пребывания — от Витима до Пензы.

Наконец, по ходатайству его отца, Заичневский вернулся в 1873 году в родной Орел, где и оставался вплоть до 1877 года под надзором полиции. Хотя и в дальнейшем Заичневский пребывал под бдительным наблюдением и претерпел немало невзгод от властей, но повсюду — в Орле, Костроме, Курске, Смоленске, Иркутске, куда его принудительно перемещали, а также и в Петербурге и Москве, куда он старался вырываться наездами (вопреки наложенным запретам), он собирал вокруг себя кружки молодежи — в основном из гимназисток. Своих сторонников и более многочисленных сторонниц сам Заичневский представлял себе могущественнейшей партией «русских якобинцев-бланкистов», [398] По имени Л.О. Бланки (1805–1881) — французского революционера, проведшего половину жизни в тюрьмах, — первого в новейшей европейской истории идеолога и неудачливого практика революционных заговоров. так фактически и не вышедшей за рамки его воображения.

Вот как описывает знакомство с Заичневским в Москве в феврале уже 1889 года один из несостоявшихся его сподвижников, тогда студент С.И. Мицкевич: « Заичневский произвел на меня сильное впечатление. Подумать только: перед нами был революционер начала 60-х годов, современник Чернышевского, бывший вместе с ним на каторге. Он имел очень импозантный вид — высокий, с красивой седеющей шевелюрой. /…/. Он был «в ударе», много и с подъемом говорил. Рассказывал о своей деятельности в 1861–1862 годах, сказал, что он автор прокламации «Молодая Россия», и прочитал ее наизусть. Заявил, что и теперь держится тех же взглядов: надо создать крепкую, строго централизованную революционную организацию из передовой интеллигенции и военных. Эта организация должна поставить себе целью при подходящих условиях захват государственной власти и создание временного революционного правительства, которое немедленно должно провести революционные меры: передать землю крестьянским общинам, а фабрики, заводы и торговые предприятия — государству, и только после этого можно созвать Учредительное собрание, в которое отнюдь не следует допускать приверженцев старого порядка. /…/ Действовать при перевороте надо решительно и беспощадно по отношению к врагам; образцом при этом надо взять террор якобинцев 1793 года, но еще в более усиленной мере. /…/