Нина Молева - Ее звали княжна Тараканова

В первых числах июня 1773 года во Франкфурт приехала знатная дама со свитой. Даму сопровождали барон Эмбс, маркиз де Марин и барон Шенк Городские власти немедленно предъявили иски кредиторов барону Эмбсу и маркизу де Марину. Барон Эмбс был взят под стражу и заключен в долговую тюрьму. Маркиз де Марин отпущен по поручительству графа Рошфора де Валькур. Даме и ее свите было предложено оставить гостиницу. В ссоре с представителями городских властей дама угрожала жалобой русскому посланнику.

В тех же днях во Франкфурт приехал Филипп Фердинанд, владетельный князь Лимбургский, в сопровождении гофмаршала своего двора графа Рошфора де Валькур. Неизвестная дама была представлена князю как невеста гофмаршала княжна Владимирская.

Знакомство князя Лимбургского с княжной Владимирской перешло в любовную связь. Княжна разорвала помолвку с графом Рошфором де Валькур. По обвинению в государственной измене граф был заключен в тюрьму Филиппом Фердинандом.

В начале июля 1773 года князь Лимбургский и княжна Владимирская выехали в княжество Лимбург. Любовников сопровождали барон Шенк и интендант княжны маркиз де Марин.

Лимбург — земля в Арденнах. Крохотное немецкое княжество, растворившееся со временем в границах Бельгии и Голландии. Неподалеку от Голштинии, совсем рядом с входившим в моду курортом Спа. Его правитель в начале 1770-х годов носил пышный титул князя Священной Римской империи, владетельного графа Лимбургского, Стирумского и Оберштайн.

Правда, Стирум был еще меньше Лимбурга, а права на Оберштайн приходилось делить с курфюрстом Трирским. Но это не мешало Филиппу Фердинанду, недавно сменившему на княжеском престоле старшего брата, содержать собственную армию, иметь поверенных в Вене и Париже, тем более строить планы на будущее. У князя шла тяжба о правах с королем Прусским — Филипп Фердинанд не пренебрегал даже литературными сочинениями против Фридриха II, — у него были претензии и к Петербургу.

Как прямой потомок графов Шаденбургских, Филипп Фердинанд предъявлял права на Голштинию и пользовался титулом герцога Шлезвиг-Голштейн-Лимбургского. Задним числом официальные русские историки могли пренебрежительно отмахиваться от подобных притязаний. Тем не менее в свое время признание этих прав в политическом розыгрыше европейских стран могло аннулировать все акты Екатерины II в отношении Голштинии вплоть до последнего обмена голштинских земель на Ольденбург. Угроза тем более явственная, что Филиппа Фердинанда поддерживала Австрия, как, впрочем, готов был поддержать и Версаль. Имевший хождение в Европе основанный князем орден так и назывался «l’ordre demerite du Lion de Holstem-Limbourg» — почетный орден Голштино-Лимбургского Льва.

В первых числах июля 1773 года княжна Елизавета Владимирская и князь Филипп Фердинанд Лимбургский приехали в резиденцию князя — замок Нейсесс. В Нейсессе княжне Владимирской был представлен конференц-министр курфюрста Трирского барон фон Горнштейн. Княжна предложила князю Лимбургскому деньги на выкуп у Трирского курфюрста прав на княжество Оберштайн. Филипп Фердинанд деньги принял. Барон фон Горнштейн взялся осуществить сделку.

В последних числах июля 1773 года княжна Владимирская заявила о своем отъезде в Персию. По словам княжны, ее вызывал живущий в Персии дядя. Перед отъездом княжна Елизавета сообщила Филиппу Фердинанду о своей беременности. Князь Лимбургский сделал княжне Владимирской предложение и получил согласие.

Против предполагаемого брака выступил барон фон Горнштейн. Фон Горнштейн ссылался на неясность происхождения княжны и разницу вероисповеданий будущих супругов: князь Лимбургский был католиком, княжна Владимирская православной. Сама княжна Владимирская не настаивала на скорейшем браке. Елизавета считала необходимым дождаться конца войны между Россией и Оттоманской Портой для получения документов о своем рождении. Как залог предстоящего брака княжна предоставила Филиппу Фердинанду право управления своим имуществом и вексель на крупную денежную сумму. Княжна Владимирская показала барону фон Горнштейну черновик письма к вице-канцлеру России Александру Михайловичу Голицыну. В письме княжна сожалела о вынужденной тайне своего рождения, уверяла в преданности императрице Екатерине II и выражала желание приехать для личных объяснений в Петербург.

Барон фон Горнштейн выяснил отсутствие опекунских отношений между русским вице-канцлером и княжной Владимирской. По совету Филиппа Фердинанда княжна представила фон Горнштейну в качестве cвoeгo попечителя знатного русского вельможу. Русский вельможа проживал в Спа. Имя вельможи осталось неизвестным.

Полученные доказательства удовлетворили трирского конференц-министра. И он согласился на переезд княжны Владимирской в откупленное Филиппом Фердинандом княжество Оберштайн.

Сочетание Россия — Персия… Для Европы почти фантастическое и тем не менее реальное, существовавшее в действительности. При Петре I — когда Тамасп-хан в борьбе с внутренними противниками ищет поддержки русской силы, охотно расплачиваясь прикаспийскими землями. При Анне Леопольдовне — когда свергнувший очередного властителя Надир-шах присылает посольство в Петербург, чтобы торжественно заявить о своих победах в Индии — разгром войск Великого Могола под Дели был полным — и в Туркестане, где бухарский хан уступил ему территорию до Амударьи. Задуманное Надир-шахом посольство в шестнадцать тысяч человек при двадцати пушках слишком напоминало военное вторжение, и русское правительство категорически воспротивилось подобным масштабам.

10 октября 1741 года персидский посол въехал в Петербург в сопровождении трех тысяч человек свиты и четырнадцати слонов. Девять самых больших предназначались в подарок малолетнему императору Иоанну Антоновичу, остальные наиболее значительным персонам при дворе и в том числе цесаревне Елизавете. Посол упорно добивался личного свидания с Елизаветой Петровной, в котором ему так же упорно отказывали. Многозначительная настойчивость!

Надир-шах был известен своей матримониальной политикой. Через четыре дня после фантастического по своей жестокости взятия Дели была отпразднована свадьба его сына с дочерью Великого Могола. Своего племянника Надир-шах поспешил женить на дочери покорившегося бухарского хана. Знала ли, догадывалась ли об этом Елизавета Петровна? Во всяком случае, гнев ее на ведавшего внешнеполитическими делами государства Остермана не знал границ. Саксонский посол доносит своему правительству о ее словах в адрес канцлера: «Он воображает, что никому не заметно его лицемерство; но я очень хорошо вижу, как он не пропускает случая нанести мне оскорбление, подает такие советы, которые бы не пришли и в мысли добросердечной правительнице. Он забывает, кто я и кто он сам. Пусть вспомнит, что если он важен, то за это обязан моему отцу, который вывел его в люди из письмоводителей. Я же никогда не забуду, какие права предоставлены мне Богом и моим происхождением. Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено». Елизавета не предполагала, как близки были к осуществлению ее угрозы: через месяц она оказалась на престоле.